Рид вышел из гостиницы и, не оборачиваясь, пошел прочь.
Тресси попросила принести побольше воды, вымыла Калеба и умылась сама в тазике, стоявшем у продавленной кровати. Эти сомнительные удобства предоставляла своим пассажирам фирма «Оверленд». Впрочем, кровать не вызвала у Тресси ни малейших нареканий – после ночевки на голой земле она казалась истинным чудом цивилизации. Солнце уже почти зашло, и Тресси проголодалась, но покормила только Калеба, а затем они оба уснули крепким сном.
Когда мальчик проснулся и опять потребовал молока, Тресси с удивлением обнаружила, что за окном уже совсем темно. Вдалеке перекликались часовые: «Все спокойно!» – «Все спокойно!» – да изредка всхрапывала одинокая лошадь. Если не считать этих звуков, весь форт казался погруженным в сон. Тресси понятия не имела, который час. Она сменила Калебу пеленки, наскоро простирнула использованные в оставшейся с вечера грязной воде, развесила в изножье кровати и вновь заснула как убитая. Разбудил их уже обычный утренний шум. Тресси и припомнить не могла, когда в последний раз спала так крепко и долго.
Сменив пеленки и накормив Калеба, она вынула из кармана узелок с деньгами и пересчитала свои сбережения. Немного. Как же ей проехать столько миль без еды? Может быть, компания в дороге кормит пассажиров? Этого Тресси не знала. Сама мысль о путешествии через горы пугала ее, а тут еще разговоры о нападениях индейцев. Уж лучше бы они с Ридом дошли до Вирджинии пешком! До сих пор они ведь неплохо справлялись с этим, верно?
Калеб захныкал, и девушка потрогала пальцем его крохотный подбородок.
– Славный мальчик, – проворковала она, и малыш тотчас замахал ручонками. Он меня узнал, подумала Тресси и нежно обняла Калеба. Мальчик мой, родной, дорогое мое дитя…
Конечно, пеший путь по горам – слишком тяжелое испытание для новорожденного младенца. Но кто его знает, какова окажется поездка в дилижансе? Но, как ни крути, здесь им оставаться нельзя. В этом грязном и грубом армейском поселке женщине с ребенком не прожить, если только ее муж не служит в армии, да и армейские пайки не слишком щедры.
– Чтоб ты провалился, Рид Бэннон! – со злостью выругалась Тресси.
Калеб таращил серьезные черные глазки. Она поцеловала его в нежную теплую щечку, и влажный ротик тотчас принялся шарить, чмокая, по ее лицу. Ищет мамину грудь, с тоской подумала Тресси, и в который раз пожалела, что не может кормить его сама. При этой мысли ей отчего-то вспомнилось, как ласкали ее грудь горячие губы Рида. Жарко покраснев, она прогнала прочь навязчивые образы. Рид ушел навсегда, а значит, о нем надо забыть.
Тресси понятия не имела, как сильно ошибается. Когда она вышла из гостиницы на утренний солнцепек, там стоял Рид Бэннон и улыбался ей как ни в чем не бывало. Он уже успел вымыться и подстричь волосы, а потому казался куда притягательней прежнего.
Тресси с надменным видом прошла мимо, но Рид легко, в два шага нагнал ее и пошел рядом.
– Что тебе нужно? – хмуро спросила она.
– Пришел вас проводить.
– Без этого вполне можно было бы обойтись.
– Иди потише, а то растрясешь маленького. Ты только погляди на этого баловника!
Тресси упрямо вздернула подбородок и зашагала дальше.
– Да он сейчас… оп-ля, готово! – жизнерадостно заметил Рид. Калеба стошнило прямо ей на платье.
– Видишь, что он из-за тебя натворил? – взвилась Тресси.
– Из-за меня?! – Рид картинно прижал руку к груди и широко раскрыл глаза. – Да что вы, мэм!.. Дай-ка помогу. – И потянулся за ребенком.
Тресси ударила его по руке.
– Убирайся! Убирайся, слышишь?!
Склонив голову набок, Рид смотрел, как она вытирает чистой пеленкой платье.
– Вон там еще пятно, – показал он.
Тресси с ненавистью глянула на него и вытерла пятно. Калеб захныкал.
– Все хорошо, родной мой, все хорошо, – проворковала она. И зло бросила Риду: – Ну вот, теперь он плачет из-за тебя!
– Хватит злиться, Тресси. Ты только погляди, до чего нынче славное утро!
– С ума спятил?! Грязь, шум, вонь – и как только люди могут здесь жить?
– Понятия не имею, – пожал он плечами. – Дай-ка ополосну тряпку.
И, выхватив у Тресси замаранную пеленку, он прополоскал ее в конской поилке.
Когда Рид вернулся и протянул пеленку Тресси, чтобы она могла обтереться начисто, глаза их встретились, и Тресси ощутила, как приливает к лицу жаркая кровь. Рид усмехнулся, сверкнув жемчужно-белыми зубами. Ясно было, что оба они вспомнили вечер на берегу ручья и совместное купание.
– Черт бы тебя побрал, Рид Бэннон, – почти нежно проговорила Тресси. – Неужели так будет всегда?
– Надеюсь, детка. От всей души надеюсь.
– Господи, ну почему ты не мог исчезнуть, не прощаясь? Я вчера была так зла на тебя, что уехала бы отсюда без всяких сожалений. А теперь…
– Что теперь, родная? Все будет хорошо. Я нашел работу – сопровождать грузы по Орегонскому тракту. Стоило мне представить, что я никогда не увижу тебя и этого маленького разбойника… словом, я понял, что этого не переживу. Так что, накопив денег, я приеду к вам в Вирджинию. Знаешь, Тресси, похоже, я не мастак прощаться. Я обязательно к вам приеду. Может быть, тогда тебе уже расхочется искать своего папашу. В общем, поживем – увидим.
– Зачем ты все это говоришь? То твердил, что мы никогда не будем вместе, а теперь вдруг собрался приезжать в Вирджинию. По-моему, Рид, ты делаешь это для очистки совести – чтобы отправиться восвояси с легким сердцем.
– Нет, любовь моя, я обязательно приеду, вот только не знаю, когда. Тресси, у нас просто нет денег на билет еще и для меня, иначе бы, клянусь, поехал с вами. Я думал, что сумею уйти от тебя, но просчитался. Ты и я… словом, что-нибудь придумаем. Обещаю тебе, что приеду – только позже.
– Как же ты найдешь нас? Ради бога, Рид, не нужно так говорить! Я и так уже измучена до полусмерти. Не давай обещаний, которых не сможешь исполнить!
Теперь Тресси понимала, почему мужчины порой ругаются на чем свет стоит. Ей самой сейчас хотелось разразиться немыслимыми ругательствами. Что же ты наделал, Рид Бэннон? Из-за Калеба она не может остаться, но если уедет – наверняка уже никогда не увидит Рида.
– Все равно ты бросаешь меня, что бы ни говорил. Бросаешь! Как мой отец. – Тресси попятилась, ненавидя себя за слабость.
– Послушай, Тресси, мы ведь с тобой не женаты, и не моя вина, что твой отец вас бросил. Неужели ты не понимаешь? Я – Рид Бэннон, а не Ивэн Мэджорс. Я приеду к тебе при первой же возможности, но вспомни – разве я когда-нибудь просил тебя стать моей женой, разве говорил, что мы всегда будем вместе? Но я тебя не брошу. Приеду, удостоверюсь, что с тобой все в порядке, а потом мы поговорим. Это все, на что я пока способен, Тресси. Кое о чем ты просто не знаешь, и лучше тебе никогда этого не узнать.
– А, ты имеешь в виду, что тебя преследует закон? Потому ты и не хотел идти Орегонским трактом и мы продирались через ту проклятую пустыню. Так что же еще ты не сказал мне, Рид Бэннон? Почему ты должен все время убегать?
Рид в упор поглядел на нее, но она даже не дрогнула. Калеб, почуяв неладное, залился плачем, но они этого словно не слышали.
– Знаешь, Доул был прав, когда назвал тебя отчаянной барышней. Ты смелая девочка, Тресси, и смелость тебе еще пригодится. Нелегко будет вырастить в мире белых людей этого мальчика-полукровку. А ему придется еще труднее – уж я-то знаю.
– Черт бы тебя побрал, Рид Бэннон! Ты бы мог стать его отцом, если б не был таким трусом! – бросила Тресси и, развернувшись, решительно зашагала прочь с ревущим младенцем на руках.
Возразить на это было нечего. Рид больше не пытался их нагнать, но, когда Тресси садилась в дилижанс, он маячил неподалеку, не сводя с нее взгляда. Губы его были крепко сжаты, глаза поблескивали, словно осколки кремня. Тресси не сказала ни слова, даже не поглядела на него – просто забралась в дилижанс и уселась спиной к Риду. Она не знала, долго ли он простоял в пыли, прежде чем повернулся и пошел прочь. При этой мысли на глаза ее навернулись слезы, но девушка смахнула их привычным упрямым жестом.