Пламя факела плясало, бросая причудливые тени вокруг ее сжавшейся фигурки. Свод пещеры полого снижался. Рид уже мог различить широко раскрытые глаза и дрожащие губы Тресси, но ему пришлось сначала пригнуться, а потом и вовсе ползти.
Отведя в сторону факел, он протянул Тресси свободную руку.
– Держись, любовь моя.
– Н-не могу…
– Еще как можешь. Просто смотри мне в глаза и протягивай руку. Осторожненько, вот так.
Тресси судорожно всхлипнула, глубоко втянула воздух и медленно протянула к нему руку.
– Рид, о, Рид!
– Знаю, родная. Знаю. – Крепко сжав ее дрожащие пальчики, он откинулся на спину, всем весом увлекая Тресси за собой.
Их дыхание, громкое и хриплое, смешивалось с треском огня. Дюйм за дюймом они осторожно подвигались прочь от бездны. Наконец Рид откинул почти догоревший факел и прижал Тресси к себе.
Девушка с такой силой вцепилась в него, что он негромко вскрикнул.
– Это был Клинг, Доул Клинг. Почему он это сделал, Рид? – плакала Тресси. – Кто такой Рейс?
– Мой отец. Не будем сейчас об этом. Тебя надо согреть.
Рид движением плеча стряхнул на пол одеяло и плащ и принялся устраивать Тресси у костра.
Девушка безропотно позволила ему укутать себя с головы до ног, но, когда Рид усадил ее у огня, запротестовала:
– Нет, Рид, я не хочу здесь оставаться, нам нельзя быть здесь. Мы должны уйти.
Рид нежно прижал палец к ее приоткрытым губам.
– Тс-с, родная, успокойся, все хорошо. Тебе нужно отдохнуть, набраться сил. Спускаться с горы намного трудней, чем подниматься.
– Не-а, ничуточки! – бодро возразила Тресси. – Ведь со мной будешь ты! О боже, Рид, он хотел убить меня у тебя на глазах. Он сказал, что ты и твой отец убили его жену.
Рид содрогнулся и, усевшись на пол рядом с Тресси, бережно и неловко обнял ее плечи.
– Это долгая история, любовь моя, когда-нибудь я тебе ее расскажу. Во всяком случае, то, что известно мне самому. Но послушай, на самом деле Клинг не смог бы убить тебя. Он говорил так, потому что был безумен. Ни за что на свете я бы не позволил ему даже пальцем до тебя дотронуться. Теперь ты это понимаешь? Ты – моя жизнь, Тресси, вся моя жизнь.
Любовь исходила от него теплой живительной волной, словно дыхание незримого существа, охраняющего ее счастье.
– Ох, – шепнула Тресси, – иногда я бываю такая глупая.
– Только иногда? – поддразнил он.
– Ты же понимаешь, что я имею в виду. Я так была поглощена своей ненавистью и мыслями о мести, что не видела, какой чудесный дар ты мне предлагаешь. И подумать только, я могла потерять тебя навсегда! Знаешь, что? Я теперь больше не могу ненавидеть отца. Я своими глазами видела, как ненависть превратила Доула Клинга в чудовище. Теперь, только теперь мне стало ясно, что ты имел в виду, когда говорил, что жажда мести пожирает меня живьем.
Рид неуклюже погладил ее по плечу. Слова Тресси наполнили его неописуемой радостью. Он готов был вопить во все горло от счастья – они оба живы и невредимы и навеки вместе.
Бог мой, как же это прекрасно – сжимать Тресси в объятиях, ощущать тепло ее тела! Рид с трудом подавлял желание раздеть ее и своими глазами убедиться, что чудовищный похититель не тронул ее. Тресси так дрожала от холода, что он опасался даже разворачивать одеяло, в которое укутал девушку.
Нужно еще вывести ее отсюда живой и здоровой.
– Рид? – окликнула Тресси едва слышно, но в этом голосе уже прозвучали прежние нотки.
– Что, любовь моя?
– Теперь мы можем идти? Если бы!
– Родная, сейчас недостаточно светло, чтобы спускаться по тропе. Боюсь, нам придется заночевать в пещере. Здесь хотя бы тепло.
– И полно духов. – Тресси откинула с головы край плаща и прямо взглянула на него. Зыбкое пламя костра рисовало на стенах пещеры лица, тела, протянутые руки, но они не желали зла возлюбленным, скорее это был причудливый танец радости. Смуглое лицо Рида отливало бронзой, и, когда он повернул голову к Тресси, в темных глазах заиграли искорки отраженного огня.
Как же она любит его. Но боже, как близка она была к тому, чтобы навсегда потерять эту любовь! При этой мысли у Тресси потемнело в глазах. Если уж ей придется провести ночь в этой пещере, населенной призраками, с ней, по крайней мере, будет Рид. Это куда лучше, чем было почти час назад.
– Прости меня, Рид. Я вела себя так глупо.
Он взял в ладони ее лицо и легонько поцеловал кончик носа.
– Ты вела себя очень храбро. И сумела остаться в живых.
Рид наклонил голову чуть ниже, и губы их слились. Радость встречи окрасила этот нежный поцелуй неизъяснимым блаженством. Плащ и одеяло словно сами собой соскользнули с плеч Тресси.
Вначале Рид хотел лишь крепче обнять ее, прижать к своей груди, отогнав все ужасы, которые ей довелось пережить, но Тресси прильнула к нему с такой откровенной и жадной страстью, что он не стал себя сдерживать. Здесь, в священной пещере, под призрачными взглядами давно умерших предков Рид и Тресси наконец избавились от демонов прошлого и обрели будущее.
Наутро, мастеря из кусков плаща обмотки для сбитых в кровь ног Тресси, Рид наконец вспомнил о бережно хранимом письме Розы. Затянув последний узел, он уселся рядом с девушкой и, стараясь смягчить удар, осторожными словами начал говорить о ее отце.
– Прошлой ночью я мог думать только об одном: что ты жива, что я не потерял тебя. Но теперь, кажется, пришла пора поговорить о твоем отце.
– Отец? – отчего-то шепотом спросила Тресси. – Что с ним?
Она задала этот вопрос, заранее пугаясь ответа. Все эти месяцы погони за призраком Тресси не приходило в голову, что она почувствует, если услышит дурные вести.
– Дай-ка я лучше прочту тебе письмо Розы. Там все сказано.
Тресси молча выслушала почти весь рассказ Розы, но, когда Рид дошел до места, где говорилось о гибели Ивэна Мэджорса в шахте, – Тресси начала плакать. Крупные слезы сами собой катились и катились по ее щекам. Вначале она плакала беззвучно, стиснув на коленях маленькие кулачки, потом громко, судорожно всхлипнула, сглотнула тяжелый комок и постепенно успокоилась.
Помолчав немного, она спросила:
– Что еще пишет Роза?
Рид ласково провел ладонью по ее влажной щеке, затем вынул из кармана шейный платок и отер следы слез.
– Пишет, чтобы мы обязательно навестили ее, если когда-нибудь будем в Вирджинии.
Тресси молча кивнула, исполненная безмерной печали. Именно в это время она искала отца, собираясь мстить. Мстить тому, кого уже не было на свете.
– Как странно, – тихо проговорила она, – передо мной наконец открылась новая жизнь, а я оплакиваю старую. И это еще не последние слезы. Я буду плакать еще не раз, потом, когда мы благополучно спустимся в долины. Так же много слез я пролила после смерти мамы. Но, Рид, как же я счастлива, что сумела простить отца! От этого все же немного легче. Но все-таки, знаешь, что хуже всего? Что я никогда, никогда уже не смогу сказать ему, как я люблю его.
Тресси тихонько всхлипнула, и Рид положил руку ей на плечо, давая понять, что он здесь, рядом и никуда не делся. Он ничего не сказал. Зачем? Пускай Тресси выговорится до конца, тогда ей станет полегче.
Пошмыгав по-детски носом, она продолжала:
– Наверно, отец умирал в ту самую минуту, когда я принимала роды у мамы или когда хоронила ее и младенца. Как же странно порой складывается жизнь – словно ручейки текут бок о бок и вдруг сливаются. Ведь ты сражался на Юге, а в это самое время я мучилась в хижине от горя и одиночества. Как же мы встретились? Это так удивительно!
– Мы пережили нелегкие времена, Тресси, но теперь все позади. – Рид помолчал, глядя на девушку с почти благоговейным трепетом. Какая же она сильная, стойкая, решительная. Как она любит его. Вдвоем они проживут замечательную жизнь. Рида охватило такое ликование, что он едва не закричал во все горло.
Он сдержался и лишь кивнул в сторону выхода из пещеры. Вставало солнце.
– Пора нам стать счастливыми, любовь моя. Мы заслужили это – мы выстояли.