Хотя он давно уже констатировал то, что сегодня надо было констатировать, он еще немного постоял над больной, потом выпрямился, спокойно прикрыв ее одеялом, и жестом пригласил другого доктора отойти с ним в угол комнаты…
— Пленка у вас с собой?
— Да, ее только что принесли.
Светило вынул пленку из конверта, дал знак монахине поднести поближе к нему подсвечник и заметил, что священник вновь приблизился к кровати. Пламя свечей придало мутной пленке необычную красноватую прозрачность и выявило странный темно-серый круг, на фоне которого отчетливо вырисовалось несколько резко очерченных черных точек…
— Невероятно, — пробормотал светило, — невероятно, что она все еще жива…
— А вот снимок, сделанный четыре недели назад…
Доктор дал знак монахине немного пригнуться, поскольку ее тень падала на вторую пленку, и трижды постучал пальцем по красновато-серому фону.
— Одна, вторая, третья, — заметил он. — Не больше. Я сам делал этот снимок…
— Вторая тоже…
— Это, видимо, распространяется, как… как бородавки, которые внезапно покрывают всю руку. По-моему, клетки опухоли разносятся с кровотоком и поэтому, подобно бородавкам на коже, могут рассеиваться… Может быть, причина нервного свойства?
Светило промолчал. Потом взял из рук коллеги вторую пленку и, сравнив обе, пробормотал:
— Я бы не поверил, что оба снимка сделаны с таким коротким интервалом, если бы не…
— Уверяю вас, так оно и есть.
— Конечно. Впрочем, этот феномен мне известен — он встречается крайне редко. Разрушение органа происходит в геометрической прогрессии. Было бы весьма интересно, — он понизил голос, — иметь снимок теперешнего состояния. Или хотя бы сделать анализ крови из горла. — Он криво усмехнулся. — Большая порция этой крови находится на моем халате. Нам необходимо переговорить с ее свекром. Проводите меня, пожалуйста. — Он еще больше понизил голос: — Если бы мы могли произвести вскрытие! Пойдемте…
Больная видела, что священник стоит совсем рядом, но не слышала его голоса. Лишь его лицо было отчетливо видно. Казалось, волнение и усталость на нем отчаянно боролись друг с другом, губы его энергично шевелились, но она ничего не могла разобрать, и это быстрое и беззвучное бормотание напомнило ей счастливый шепот влюбленного: в огромных красивых глазах священника были написаны страх и беспричинная радость…
— Деньги, — выдавила она. — У меня очень много денег. Они должны достаться вам. Вы меня слышите?
Она увидела, что он кивнул, и беззвучное бормотание прекратилось. Его губы только тихо дернулись…
— Вам достанется много денег… Ни пфеннига не давайте этим… Все — только вам… Раздайте эти деньги… Все раздайте, слышите?
Он снова кивнул.
Потом ей померещилось, будто рядом стоит Вилли… Его фельдфебельские ромбики светились в темноте, он опустился на колени, и его серебристые галуны на воротнике и две поблескивающие полосы с ромбиками на зеленом сукне погон оказались совсем близко от ее лица. Лицо Вилли было бледное, осунувшееся и настолько потухшее от усталости, что она не нашла в нем ни следа былой насмешливости.
Когда он наклонил голову, она увидела в его волосах проплешины на затылке, заметила грубые рубцы и услышала, как он сказал:
— Я люблю тебя, как любят памятник. Не тебя, а только памятник, потому что когда-то я тебя любил… Я это еще помню. — На миг он снова поднял голову, потом опять стал виден только его затылок. — Но тебя я хотя бы не ненавижу, а это уже много… Я тебя не ненавижу и хотел сказать тебе «до свиданья», еще раз с тобой повидаться. Но больше мы не увидимся.
Она хотела положить руки на его голову, но у нее ничего не вышло. Между фельдфебельскими погонами вдруг оказалось лицо священника, и совсем другой голос ей сказал:
— Не думайте о деньгах в этот час, когда вы…
— Нет, — прошептала она, — я буду думать о деньгах, я хочу, чтобы вы…
Вновь перед ней оказалась голова Вилли, и обе головы сменяли друг друга, как картинки, которыми быстро обмениваются, голоса тоже сменяли друг друга, и один голос обращался к ней на «ты», а другой на «вы».
— Только старику не давай ни пфеннига, обещай мне…
— Когда стоите перед престолом Господа нашего, нельзя…
— Я его ненавижу… Так обещай же мне….
Вместе с голосом Вилли она услышала артиллерийскую канонаду, снаряды рвались где-то в городе с ужасающим грохотом, непохожим на взрывы бомб…