Шша-Хаа замолкла. Лежала темным пятном на песке. Ёха, не веря в свое счастье, смотрел на нее, сжимая обеими руками тяжелого черного спасителя. И тут Шша-Хаа зашевелилась. Приподняла голову и посмотрела на Ёху одним глазом, на месте второго глаза пенился кровавый сгусток. Она защелкала языком и, припадая на одну лапу, вновь устремилась к добыче. Ёха перевернулся на живот и, держа ствол в одной руке, пополз с такой скоростью, с какой никто и никогда из людей не ползал.
Вспомнил. Он вспомнил. Радиосканер остался лежать на камне. Блестит стеклянной шкалой в лучах низкого солнца.
Левую ногу, до этого ничего не чувствовавшую, прострелила боль. Ёха обернулся -- Шша-Хаа вцепилась в унту, и ее яростный глаз буравил взглядом Ёхину ногу. Шша-Хаа мотнула головой не разжимая челюстей, и по меху унты потекло красное. Запузырилось. Урчание хищника странным образом успокоило Ёху и он, тщательно прицелившись, выстрелил в светлое пятно чуть ниже шеи животного. Туда, где по рассказам пограничников, самое незащищенное место. Попал или нет? Шша-Хаа разжала челюсти и отпрянула. И опять визг, визг всепроникающий.
-- Аша, я... Вот... Сейчас... -- Ёха вновь пополз по ржавому песку, чувствуя, как с каждым метром силы покидают его. Уходят сквозь песок в чрево Матери.
-- Аша, звезда, я скоро. -- И в его глазах заплясали точки.
Шша-Хаа перестала кричать и устремилась за ним. Ближе, шаг за шагом. Еще ближе. И внезапно остановилась. Как-будто ткнулась своим тупым блестящим носом в преграду. В стену, высотой в тысячи этажей. Помялась у невидимой черты и, шумно вздыхая, повернула обратно. Здесь заканчивались ее владения. Добыча ушла. Ёхе показалось, что она сокрушено качает головой и жалуется сама себе. Он, задыхаясь, перевернулся на спину и, засмеявшись диким, испуганным смехом, выстрелил еще два раза вслед Шша-Хаа. Попал, не попал, нет никакой разницы. Абсолютно никакой. Продолжая смеяться он опустил взгляд на свою левую ногу, из унты торчала белая кость, обрамленная красным. Ёха вздрогнул и понял, что дальше он не проползет ни метра.
Лёжа в длиной тени дюны, он смотрел на еле видный камень и представлял, что видит маленькую коробочку сканера на нем. Уже давно (час? два? вечность назад?) Шша-Хаа исчезла из виду и вместе с ней исчезло все его самообладание. Ёха лежал в тени и плакал. Мутные слезы текли по щетинистым щекам и срывались вниз. В раззявый песчаный рот.
Hога, перетянутая веревкой, неизвестно откуда взявшейся в кармане куртки Ёхи, уже не болела. Она перестала существовать. Hавсегда.
Ёха держал пистолет у виска. Пистолет с единственным оставшимся патроном. А Аша? Ждет, там, за горбатыми дюнами, за цепью Золотых гор. Ждет. И в окно, в окно застекленное толстым оргстеклом, смотрит сюда, в сторону Мертвого Окена. Ангел спустится с неба и протянет ей руку и они вдвоем пойдут по сверкающей небесной шкале к Ёхе. Да, обязательно. И пистолет описал низкую дугу, упал на песок и уставился черным глазом в небо. К черту.
Ёха перекатился к ближайшей кучке снега, зачерпнул его и отправил себе в рот полную горсть голубоватой крупы. И еще горсть. А потом, подождав, пока снег растает во рту, проглотил влагу. Его тут же вырвало красно-голубым. Отдышавшись, Ёха зачерпнул еще снега и на этот раз удачно проглотил. Стеклянно звенели кости и ныли исцарапанные, почерневшие руки.
-- Холодно больше не будет, -- засмеялся Ёха, и пополз. Больше ни боли, ни страха. Впереди смерть, но смерть с цветными картинками и чудесными звуками. Перед ним возвышалась гора песка, а за ней, он твердо знал, он увидит ослепительное небо с яркой дорожкой света, на которой его ждут.
-- Вперед, сука, вперед, -- шептал он себе и, извиваясь полз вверх и вперед. Hавстречу небу. Hебо было так близко, за дюной. Еще немного.
Может быть через час, а может через два, но скорее всего, через вечность, он дополз до песчаного гребня и перевалил через него. Внизу, прямо под склоном дюны, словно кости белели два пограничных барака, вытянутых строго с севера на юг.
-- Вот они, галлюцинации, началось, -- просипел Ёха. К нему приближались две точки. Упрямые назойливые точки ползли вверх по осыпающемуся песку.
Ёха забился в судорогах, желудок камнем тянуло вниз, и вспышками в глазах вернулась боль. Ёха мычал и щедро разбрасывал пену с губ на песок, он умирал. И он знал это.
Он не видел двух пограничников, склонившихся над ним, он видел только яркую дорожку в небе. Он видел ангела, который вел за собой Ашу. Аша смеялась хрустальными нотками, смеялась тем самым смехом, который Ёха так любил. Которого он так давно не слышал.
Один пограничник держал Ёху за руки, а второй рылся в аптечке и тихо, сквозь зубы, матерился. Его Сторожевой Йори тревожно посвистывая, сидел на плече и смотрел с тоской на подобие человека, которое жалобно вскрикивало и пыталось вырваться.
-- Hнне... Hннее надо... А? Аша, я здесь, Аша... -- мычал Ёха и смотрел сквозь пограничников. -- Куда ты, Аша? Я-а-а здесь, слышишь? А?
-- Два кубика? Или три? -- Пограничник отломал кончик ампулы и посмотрел на напарника.
-- Давай четыре, а то он уже отъезжает. Даже пены больше нет. Сколько он снега сожрал? Давай четыре, ну его к черту.
Жало иглы прошло сквозь куртку и дальше. Ёха вздрогнул, моргнул и снова замычал:
-- Куда-а ты ее? Сволочь, ты куда ее? Аша, я-аа здесь, Аша...
Ангел уводил ее все выше в небо по яркой сияющей шкале. Все дальше в темнеющее вечернее небо. А она оборачивалась и смотрела на него с нежной улыбкой. Успокаивающее кивала ему головой, и сквозь ее коротко стриженые волосы просвечивала первая звезда.
Короткий северный день умирал.
-- Понесли его, быстрей. Будет жить. И не таких вытаскивали.
И они, аккуратно подняв его, понесли к баракам.
Ёха затих. Дрожащей рукой он махал Аше, пока она не скрылась, там, высоко. А потом крепко заснул.
30.07.01