–Я сам тебя отведу за границу, если хочешь, – Редди в ответ на это заявление нехило вытаращилась, но промолчала... Похоже, не хотела усугублять то, что уже натворила. – И твоего друга тоже... Прости нас, если сможешь, а я постараюсь не винить тебя ни в чем, когда...
Этого Ангел просто не смог вынести. Даже с учетом хулиганского поступка кошки, тянущего на статью «причинение вреда здоровью в не особо крупных размерах». Даже с висящим на плечах грузом ответственности за три дома и богов. Потому что сдать «на опыты», чисто гипотетические, возможно, неких абстрактных людей, – это одно. А вот этого парня, который вполне может уйти, но обязательно останется вместе со всеми и первым ляжет под любой нож (почему-то казалось, что так и будет) – совсем другое, и вот с таким в памяти жить нельзя... а придурок, нацеливающий на тебя «полный звездец», встречается редко.
–Уговорили, – сквозь зубы, хотя никакой физической причины для этого не было, проговорил Ангел. – Я не знаю, что я смогу сделать, но если это в моих силах, я это сделаю. Только Славку отпустите, ладно? И мотоцикл ему отдайте, если там что-нибудь осталось.
–Прямо сейчас? – нарушила обет молчания злобная киска.
–Прямо сейчас. И насчет меня ничего не говорите. Вернусь – значит вернусь...
Это могли бы назвать предательством те, кто не видел Рамиеля в ту минуту. Могли бы назвать идиотизмом – наиболее прагматичные натуры. Да и вообще – люди с головой на плечах... Но Ангел решил для себя, что должен хотя бы попытаться. И не потому, что его назвали демоном, а именно из-за того, что всегда был человеком и знал это. Вот прямо сейчас – был уверен на все сто процентов.
Лайл шел по коридору, пиная балду, то есть, если конкретно, специально отломанную минуту назад дверную ручку. Лязг, производимый металлической деталью при пролете с подпрыгиванием по бетонному полу, беспрепятственно разносился по пустым коридорам. Нельзя сказать, что мальчишке было весело занимать свое время подобной громкой ерундой, хотя для большинства детей его возраста подобное времяубийство казалось вполне нормальным и приносящим радость. Хейтер с пофигистичными взглядами незаметно для себя искал кого-нибудь, кто возмутился бы – тогда можно было демонстративно продолжать, вызывая на себя огонь. Лайл сейчас нуждался в таком ненавидящем объекте... Сейчас же хейтера проклинал разве что пол, пытавшийся отдохнуть от не так давно долбивших его демонических ног. Этого было явно недостаточно.
В сознании Лайла кипело страстное желание отправиться к тем, кто действительно его ненавидел – к брошенным на произвол весьма жестокой судьбы гаражникам. Поддаться этому желанию никто не мешал... если бы не подозрение, что это всего лишь происки совести, причем крайне наглые и гнусные в натуре своей. У хейтеров совести быть не может, а если и приходится таковую эксплуатировать, то исключительно в качестве совещательного чувства. Чтобы всегда поступать вопреки советам оной.
Ручка налетела на неожиданное препятствие. На чью-то ногу, обутую в грязный красно-черный кроссовок. Нога принадлежала третьему и самому несчастному из учеников «Пути», оставшихся на лето в стенах учебного заведения. Ему некуда было ехать. Флаин был обращен в самом начале адаптации, оборванной приходом к власти Вечной. Родителей у него не было, и адаптация здесь была не при чем, успели свои же реальностники... Только милость какого-то демона спасла никому не нужную детскую жизнь. Обращенного заперли в «Путь», справедливо посчитав, что программа «Врат истинной Тьмы» для него окажется несколько шокирующей. Строго говоря, Флаин не тянул и то, что не составляло проблем для большинства «путейцев», но ответственные за обращение, на которых можно было бы повесить проблему, сгинули, воспользовавшись неразберихой. Те из учителей, кто еще сохранил в отсутствующей душе пару миллиграммов доброты и мягкости, Флаина жалели. Остальные – терпели. Ученики эту пришибленную пыльным мешком личность, прямо сказать, не любили страшно... Причем все практически одинаково. Правда, нелюбовь редко выражали в материальном плане – в основном, старались ограничивать общение.
–Школьное имущество поганим? – бесцветным голосом, лишенным интонации и даже индивидуальности, осведомился Флаин.
–Нашел к чему придраться, – Лайл телекинезом подтащил к себе ручку. Флаин не представлял из себя ничего даже близкого к желаемой ненавидящей аудитории. Ибо ненавидеть, как и вообще чувствовать, умел плохо. С точки зрения большинства соучеников, не умел вообще, но жившие с ним в одном крыле хейтеры разбирались в вопросе чуть лучше. Причем Алара даже каким-то образом умудрилась завоевать расположение второгодника. Она, как ортодокс, не пропускала мимо себя ни одного потенциального предмета, вызывающего ненависть, даже если сам этот предмет ненавидеть ее не мог. А разглагольствования Флаина о том, как нельзя жить, основанные на дикой ереси в переносном смысле слова, как раз подходили на роль одного из источников ненависти, а, соответственно, и энергии.