И вот, уже почти отчаявшись, но вовремя вспомнив о Татьяниной любви к душу, я и предложил, чтобы мы с ней, как и положено истинным родителям, вместе познакомили Игоря с этим чудом. Предварительно затолкав в самый дальний угол шкафа, за коробки с летней обувью, ее купальник и мои плавки. Не может быть, чтобы в ней старые воспоминания не взыграли!
Они и взыграли. Только не старые. Как выяснилось, ванна уже прочно связалась в ее сознании с понятием скользкости, опасности для ребенка, моей безрассудности и лишения ее свободы волеизъявления. Вот так она и убила в очередной раз мою идею, заменив свое участие в многообещающем ритуале наличием разложенных повсюду резиновых ковриков. Потом, правда, она спохватилась и задумчиво добавила, что если я докажу ей свою способность обеспечить Игорю полную безопасность, то можно будет и вернуться к этому разговору. Воодушевившись, я за полчаса за этими чертовыми ковриками обернулся.
Когда мы с Игорем вышли из душа, она в нетерпении переминалась с ноги на ногу под дверью ванной. Понятное дело, передумала — но из своего дурацкого упрямства признаться в этом не захотела! Чтобы не сбить ее с нужного настроения, я не стал привлекать ее внимание к столь типичной для нее непоследовательности. И к ужину творчески подошел. И посуду сам помыл. И с Игорем особо внушительно перед сном побеседовал. И к компьютеру Татьяну не подпустил. И, когда она разозлилась, всякую ерунду ей болтать не дал — как тогда, когда мы в первый раз поругались. И помирились…
Одним словом, восстановилась жизнь в полном объеме. И Игорь ни разу во сне не шелохнулся. И Татьяна спокойнее стала.
Но если она на меня рычать перестала, то Игорю и вовсе все с рук сходить начало. И он тут же этими руками и размахался, при полном ее попустительстве — опять вмешаться пришлось. Я понимаю, не понравилось ему, что она с ним сюсюкает — со мной-то он к другому стилю разговора привык — но это же не значит, что нужно ей рот закрывать! Всей пятерней и со всего размаха. Такого даже я себе не позволяю!
Ей я довольно сдержанно заметил, что равные права нужно сначала тем предоставлять, кто хоть какие-то обязанности несет, а вот на него наорал. Мысленно, конечно, но не сдержался, признаюсь. Кто ему, паршивцу, еще до рождения объяснял значение Татьяны в моей и, тем более, в его жизни? Кто ему каждый вечер внушал, что мы с ней — единое целое, в котором ни одна часть главнее другой быть не может, даже если чаще ее видишь? Кто ему ежедневно пример показывал терпеливого и бережного к ней отношения?
И он опять меня с полслова понял! Смутился, потупился, повернулся к Татьяне, прижался к ней и давай рукой по лицу гладить! Я чуть не крякнул — надо же, сообразил, что покаянным видом не обойдешься, вину заглаживать нужно. Неужели таки по ночам подсматривает? Глянув на Татьянино подозрительно нахмурившееся лицо, я как можно шире улыбнулся и заметил невзначай, что от нашего ребенка никакой другой реакции и ожидать не стоило. Хотел бы я посмотреть, у кого язык повернется с этим не согласиться: от нее он взял привычку, чуть что, руки распускать, от меня — умение признавать свои ошибки самым недвусмысленным способом.
После этого случая меня уже просто распирало от желания похвастаться результатами своего воспитания. Посвятить в его секреты я мог только одного Тошу — людям не расскажешь, а другим ангелам неинтересно. А у меня еще и ряд вопросов к нему возник — что-то я в Даринке никаких ярких способностей не замечал, кроме, конечно, тех случаев, когда нужно было кому-то палец в глаз или в ухо повелительно воткнуть. Еще и инструктаж с ним провести — доходчиво, чтобы к Татьяне за дополнительными разъяснениями не кинулся. И от компьютера как-то отвадить, хоть на время — вот, кстати, и к другой технике неплохо бы ему начать приучаться…
В общем, слава Богу, подошел день их с Галей свадьбы. Времени у нас было немного, но я решил сначала поддержать общий разговор, чтобы создать непринужденную атмосферу, дать девчонкам возможность развести, как следует, пары словоохотливости и усыпить Тошину бдительность, позволив ему поехидничать в мой адрес. Я даже предложил подвезти их с Галей домой, чтобы он не успел по дороге забыть все, что я ему втолковать собирался.
В разговоре, кстати, выяснилось, что Игорь уже и цвет глаз на мой поменял. Я внутренне усмехнулся: вот так Вам, Татьяна Сергеевна — нужно почаще ему в эти самые глаза заглядывать, а не то одну, то другую щеку под пощечины покорно подставлять!
Наконец, Тоша окончательно расслабился и снова брякнул что-то о работе вечером. Ну, все — я отнюдь не сую свой нос в чужие дела, он сам напросился!
Отведя Тошу в сторону, я с чистой совестью приступил к письменно взятым на себя обязанностям наставника.
— Тоша, ты у нас — непререкаемый авторитет в компьютерной области.
В глазах у него появилась легкая настороженность.
— Кроме того, ты — ответственный и компетентный ангел-хранитель.
Настороженность в его глазах сменилась откровенной паникой.
— Но о втором Галя не знает, а первое сейчас к делу не относится, поскольку она вышла замуж не за компьютерного гения, а за мужчину и, вдобавок, за нашего общего с Татьяной друга.
Его глаза метнулись в сторону девчонок и вернулись ко мне с явно обреченным выражением.
— Поэтому, — безжалостно продолжил я, — чтобы не уронить это высокое звание, слушай меня очень внимательно.
Я быстро, в коротких, но емких фразах, обрисовал ему все, что ожидается от мужчины в новобрачную ночь. Старательно сосредоточившись на наставнической строгости в выражении лица и научной непредвзятости в тоне.
Он вдумчиво захлопал глазами.
— Еще раз. Я сбился.
Весьма к месту вспомнился мне документ, который я подписал у нас там, наверху, и в котором взял на себя всю ответственность за любые действия этого… Вместо того чтобы врезать ему по уху, я медленно повторил основные пункты из списка предстоящих действий, не задерживаясь на этот раз на описании возможных вариантов.
Он снова нахмурился, чуть покивал раз за разом головой, и через пару минут лицо у него просветлело. Похоже, на прямой и короткий алгоритм, без разветвлений, места у него на жестком диске хватило.
— Если опять собьешься, — решил я предотвратить все случайности, — скажешь Гале, что в первый раз — она подскажет, что делать.
Он попытался изобразить из себя огнедышащий вулкан.
— А достоинство, — пресек я извержение в самом зародыше, — назад на пьедестал водрузишь, когда дойдешь до стадии «Повторение — мать учения».
Из жерла вмиг усмиренного вулкана вырвался полузадушенный всхлип.
— Какое повторение?
— Регулярное, — сухо пояснил я, — как молодому мужу положено.
— Господи! — простонал он. — А работать же когда?
— А за компьютером, — строго напомнил ему я, — тебе сидеть положено в свободное от основной работы время. Галя теперь у тебя — подопечная жена, и ее спокойствие и хорошее расположение духа для тебя дважды на первом месте должно стоять. Задачу уяснил?
— Да уяснил, — мрачно буркнул он. — Только сомнения меня гложут…
— А когда сомнения глодать начнут, — профессионально не дал я прорасти психологическому бурьяну, — ты на Даринку посмотри и подумай, хочется ли тебе наблюдать за тем, как она растет, из очень далекого далека. В лучшем случае.
Именно в этот момент весь калейдоскоп предыдущих выражений на его лице сменился той железной решимостью, которой я от него добивался и которая приличествовала новоиспеченному главе семейства.
— Теперь о другом, — удовлетворенно кивнув, перешел я к более важной для себя части разговора. — Ты говорил, что Даринка тебя в невидимости чувствует?
Он молча смотрел на меня, и сейчас мне явно незачем было взывать к его вниманию.
— А мысленно ты с ней общаться можешь? — продолжил я. — Как мы с тобой?
— Зачем? — вытаращил он на меня глаза. — Я и так всегда знаю, что ей нужно.
— Откуда знаешь? — сосредоточенно прищурился я.
— Да не знаю я, откуда! — пожал он плечами. — Присматриваюсь просто все время — у нее на каждое желание свое выражение лица.
— М-да? — разочарованно протянул я. — А сам ты с ней как общаешься?
— Ну как — словами, конечно, — усмехнулся Тоша. — Когда ей что-то объясняешь, она очень быстро все схватывает. Не с первого раза, конечно, но мне кажется, что она уже многие слова узнает.
— Только слова? — на всякий случай переспросил я.
— Я что-то не пойму, — озадаченно нахмурился Тоша, — ты что, мысли Игоря читать можешь?
— Да не то, чтобы мысли, — поморщился я, чтобы подобрать формулировку поточнее. — Скорее, от него образы идут… нет, импульсы… разные, в зависимости от того, что он чувствует. По цвету и фактуре разные, — уточнил я.
— Ничего себе! — покачал головой Тоша.
— И это еще не все, — небрежно бросил я, старательно сдерживая горделивую улыбку. — Я ему точно так же, образами, показываю, что нужно сделать — и он тут же делает!
— Ну да? — потрясенно выдохнул Тоша.
— Не ну да, а да ну! — поправил я его. — Он у меня так с первого раза в ванне поплыл, а на днях он Татьяну по лицу шлепнул, и когда я на него рявкнул, как с матерью обращаться нужно, он тут же ее по щеке погладил. Два раза.