Татьяна к нашим отлучкам отнеслась с полным одобрением, бросив мне как-то наедине, что ее устраивают любые его интересы — до тех пор, пока они направлены на земные дела. Я от всей души с ней согласился, хоть мог бы и вспомнить, что предоставление ей излишней самостоятельности еще ни разу в жизни ничем хорошим для меня не заканчивалось — вот расхлебываю теперь. Но, с другой стороны, прекратить эти наши с Игорем поездки у меня рука не поднималась — я уже начал получать от них совершенно неожиданное удовольствие. В машине мы с ним как-то совершенно иначе общались — без натянутости и отстраненности, по-дружески, на равных. Я только тогда понял, как мне не хватало этого простого мужского понимания с полслова с тех пор, как Тоша в независимость начал играть.
Но однажды вечером я каким-то шестым чувством уловил, что Татьяна совсем незадолго до нас домой вернулась. На мои расспросы она уклончиво ответила, что так, мол, с девчонками встречалась. В голове у меня взвыла сирена ангельской тревоги — потеря контакта с вверенным человеком не может быть оправдана никаким причинами, даже стремлением установить взаимопонимание с потенциальным нарушителем спокойствия всего небесного сообщества.
А потом я вдруг разозлился — да что же это она себе позволяет, в конце концов? Мне что, уже на нашего собственного сына отвлечься ненадолго нельзя — без того, чтобы она тут же не воспользовалась недостатком внимания для создания отдельной и скрытой от нас обоих стороны жизни? Столько лет неустанных усилий по приучению ее к мысли о том, что мы с ней — неразрывное целое, и что? Малейшее их ослабление, и она опять начинает бредовые идеи из серии «Я сама» — мой самый страшный кошмар начала нашей совместной жизни — лелеять? Так я удвою — в смысле, усилия.
Как в воду смотрел — с масштабом только промахнулся. На порядок.
Но тогда, как я к ней ни приглядывался, никаких признаков активной сепаратистской деятельности не заметил — она была чуть молчаливее обычного, но без отчуждения, и к нашему с Игорем разбору очередной поездки прислушивалась с такой улыбкой — опустив глаза, но светлея лицом — что мне даже как-то неловко от своего мысленного возмущения становилось. Черт его знает, может, ей действительно просто скучно без нас, а то и вовсе обидно, что мы ее одну бросаем, и она пытается заполнить эту неожиданно образовавшуюся пустоту болтовней с не одним десятком лет проверенными подругами? Мне вон сплошное удовольствие к уже почти забытому мужскому общению с Игорем вернуться — ей же наверняка женского также недостает. Если бы среди этих ее подруг Марины не было — беспокоиться вообще не о чем было бы.
А потом как-то вдруг подошел конец учебного года, а с ним выпускные экзамены, потом подача документов в ВУЗ, потом вступительные — и все прочие волнения отступили для нас на задний план. Игорь с Дариной категорически запретили нам принимать какое-либо участие во всей этой гонке. Они даже на выпускной не пошли — отсидели, вместе с нами, официальную часть и уехали потом с Олегом и Аленкой по городу бродить. Я бы на месте Тоши двенадцатилетнюю девчонку ни за что не отпустил на всю ночь гулять, даже со старшей сестрой! И то, что с ними двое парней было, ничего не меняет — до него просто никогда не доходило, что в серьезных делах истинная заботливость не в потакании, а в строгости проявляется.
Татьяна опять принялась со мной спорить. Даже не спорить — это было бы как раз привычно и знакомо — а словно вслух рассуждать. Словно сама с собой — пришлось ей время от времени о своем присутствии отдельными репликами напоминать.
На ее замечание о том, что нельзя превращать наше с ней общество в сдавливающие Игоря путы, я фыркнул, что мне, к примеру, общение с ней таковым не представляется. Могла бы и тем же ответить! Вместо этого она задумчиво проговорила, что всю жизнь мы детей возле себя все равно не удержим, и чем раньше они научатся обходиться своими силами, тем лучше — я проворчал, что жду этого момента с нетерпением. Она некоторое время молча смотрела на меня и затем добавила, что нам тоже не мешает поискать, чем заполнить свою жизнь после того, как они уйдут из нее в свою — я оживился и предложил ей приступить к этим поискам немедленно. Она закатила глаза к потолку, затем вдруг замерла, испытывающе глянула на меня и вдруг приняла мое предложение. Очень решительно.
После выпускного, однако, Игорь снова с головой ушел в подготовку к вступительным экзаменам, отменив и наши поездки на машине, и встречи с Дариной, и я с облегчением подумал, что в действительно ответственные моменты он продолжает оставаться моим сыном. В том, что он поступит, у меня не было ни малейших сомнений, и я с нетерпением ждал этого радостного события, чтобы с гордостью объявить ему об этом — расхолаживать его преждевременными заявлениями подобного рода я считал неуместным.
Радостный финал, однако, предстал перед нами в настолько неожиданном гриме, что лично у меня все мысли об овациях и криках «Браво!» из головы повылетали. Вам когда-нибудь случалось переминаться с ноги на ногу на перроне в ожидании прибытия задержавшегося на пару часов поезда с долгожданными друзьями и вдруг увидеть вместо него лихо катящийся по рельсам самолет?
Игорь с Дариной поступили, конечно. Но на юридический факультет. Оба. А пробный экзамен по биологии, оказывается, Игорь для меня сдавал — чтобы я убедился в прочности его знаний по близкому мне предмету.
— Почему юридический? — только и выдавил я из себя, не решаясь спросить, когда они на него настроились, чтобы не чувствовать себя полным идиотом.
— Это направление сейчас актуальнее, — невозмутимо ответил мне Игорь.
Также полетели коту под хвост и все мои планы торжественного выезда к морю с нашим уже студентом. Так хотелось расслабиться наконец, поплавать вволю, не думать больше, хоть какое-то время, ни о каких земных и неземных проблемах. Дарину даже собирался с нами взять — черт с ней! Но Игорь отказался — наотрез, сказав, что они с Дариной намерены оставшееся летнее время поработать. Гидами. Туристов по нашему городу поводить. И в языках заодно попрактиковаться. Нужно говорить, кто им в этом поспособствовал?
Нам он, впрочем, великодушно предложил поехать отдохнуть без него. Для нас, мол, последнее время более напряженным оказалось. А нервотрепка вредна для здоровья. В нашем возрасте. Я чуть было за билетами не поехал — мне этого паршивца лучше было бы некоторое время не видеть. Чтобы не повредить его здоровью. Но Татьяна стала насмерть.
Я тогда так и не понял, почему она восприняла переориентацию Игоря в будущей профессии намного тяжелее, чем я. Услышав, куда он поступил и почему, она вдруг так побледнела, что я к ней невольно дернулся, чтобы ловить в случае чего. Но, похоже, просто напряжение последних месяцев сказалось — она также быстро отошла и даже раньше меня взяла себя в руки и принялась поздравлять Игоря. И потом обеими руками поддержала его дурацкую идею с иностранцами по городу топтаться. Позвонив предварительно Марине, естественно — тогда-то я и узнал, кто руку к трудоустройству моего сына приложил.
Вечером Игорь умчался гулять где-то с Дариной. С полным уже на то правом, как он не преминул напомнить нам после короткой перепалки по поводу времени его возвращения. Когда он ушел, я позволил себе слегка отвести душу. В Татьяне мгновенно взыграло столь окончательно, казалось бы, укрощенное мной чувство противоречия.
Неважно, кто надоумил Игоря к столь радикальным переменам в видении своего будущего — это уже свершилось, и изменить ничего нельзя.
Неважно, что всю эту авантюру он провернул втайне от нас — нам все равно не удастся всю жизнь решать за него, как ему жить.
Неважно, что он будет теперь заниматься тем, к чему у него никогда душа не лежала — факультет он выбрал сложный, учеба на котором потребует от него много и сил, и времени, а значит, ему некогда будет с нашими копья ломать.
Неважно, что перед нелегкой студенческой жизнью и после не менее напряженной подготовки к ней ребенку нужно было бы отдохнуть, как следует — оставлять его в праздности, как показали события прошлого года, намного опаснее. И умница Марина все замечательно придумала, а нам не мешало бы поблагодарить ее. От всей души.
Я прекратил этот бесполезный спор. Переубедить ее в вопросах, хоть каким-то боком касающихся Марины или Анабель, у меня никогда не было ни малейшего шанса. С этим я уже почти смирился. Но не с тем, чтобы оставить без последствий абсолютно бесцеремонное вмешательство сторонних сил в столь детально выстроенное мной будущее моего сына.
Первым делом следовало докопаться до его корней. Для того, чтобы выследить Максима мне понадобилось добрых три дня, но он поклялся мне Дариной, Мариной и машиной, что не имеет никакого отношения к изменению профориентации детей. И посетовал, что они к нему за помощью не обратились — он бы их так натаскал, что можно было бы сразу на третий курс поступать. И с полной уверенностью заявил мне, что для Марины эта новость стала не меньшим сюрпризом, чем для него самого.