Паскуале спросил разрешения и поднял один лист.
— Эти абстрактные чертежи почти красивы.
— О, я часто использовал подобные схемы, набросанные машинально, для украшения зданий, и особенно для витражей.
— Мне жаль, что я разбил ваше окно. Оно мне понравилось.
Великий Механик подался на стуле, его глаза внезапно восторженно загорелись.
— А как ты влетел! Это было самое чудесное зрелище, которое я наблюдал за последние годы. Я так долго просидел в башне, вдали от мира… Но мир нелепое место, в нем нет порядка. А мне нужен порядок, чтобы думать, нужен все больше. Самое странное в этих математических образах не то, что они порождают, как нам кажется, красоту, а то, что никто не может предсказать, какая геометрия ее породит. Уравнения для вычисления красоты не существует: она выплывает случайно, как обрывок песни вырывается из общего шума толпы, чтобы затем снова оказаться заглушённым им. Евклид считал, что геометрия является солидным основанием для верного истолкования мира, но даже в евклидовых толкованиях полно неразрешенных загадок. Я много раз сражался то с одной, то с другой загадкой… не исключено, что просто впустую тратил время. Возможно, в геометрии заключен некий иррационализм, который не вытекает из начертанных на песке аксиом. Но если опровергнуть несомненные факты геометрии, тогда придется отказаться и от архитектуры, и от искусств, от навигации и от ориентирования по звездам.
У Паскуале от волнения шла кругом голова: если все в мире непостоянно, тогда каждый волен сам выбирать себе судьбу. Ничто не закреплено относительно других вещей, все в мире свободно, верно только собственной сути. Ангелы и люди. Мир вещей и мир чувств. Он сказал:
— Но ведь Христофор Колумб открыл Новый Свет.
Якопо пожал плечами:
— Собираясь открыть что-то другое.
— Но остальные последовали по проложенному им пути. Пьеро ди Козимо, например.
Великий Механик согнул палец, и Якопо откашлялся и произнес официальным тоном:
— Мой учитель напоминает, чтобы я сказал тебе: этому Таддеи нельзя доверять. Не рассчитывай на его поддержку, Паскуале.
— Я кое о чем хотел просить тебя, Якопо. Когда я уйду, не мог бы ты навестить некий почтенный дом. Я туда никак не смогу попасть, но ты доверенное лицо самого Великого Механика, я уверен, тебя хорошо знают в этих кругах, — сказал Паскуале.
Якопо надулся от гордости. Он спросил:
— Кого именно?
Паскуале ответил и передал ему записку и по заинтригованному взгляду Якопо понял, что тот все сделает.
Великий Механик произнес с тоской:
— Если бы я был помоложе, я бы поплыл с тобой.
— Не говорите глупостей, — возразил Якопо. — Когда вы были моложе, вам ни за что не позволили бы отправиться в столь опасное путешествие, ведь вы представляете слишком большую ценность для города.
Разговор постепенно перешел на живопись. На ангела Паскуале.
Великий Механик слушал, а Паскуале объяснял, как он поставил перед собой задачу написать нечто новое, ангела, какого никто не видел прежде, но потом повисла пауза. Паскуале решил, что старик заснул, но внезапно тот заговорил:
— Знаешь, он не должен казаться суровым или горестным. Подобные чувства может испытывать человек, но не приближенное к Богу существо. Ангел должен быть вдохновенным, ведь он выполняет поручение Господа, но, кроме того, он прозревает будущее. Твой ангел должен знать, что Грехопадение освободит человека, поскольку до него человек был созвучен воле Божьей, а после падения он вынужден бороться, дабы обрести возможность слышать загадочную и величественную музыку, которой подчиняются сферы мироздания. Поскольку, падая, человек обрел возможность подняться выше ангелов.
— Как это, выше? Вы же не хотите сказать…
Великий Механик улыбнулся и приложил палец к губам. Они казались лепестками алой розы в белой шелковой бороде. Паскуале подозревал, что он красит их. Ноготь у старика был длинный, но тщательно вычищенный и покрытый каким-то веществом, придававшим ему перламутровый блеск.
— Не упоминай об этом. Здесь даже думать о подобном небезопасно.
Якопо пояснил:
— Синьор Таддеи близкий друг Ватикана.
А Великий Механик прибавил:
— Он скажет, что подобной гордыни преисполнился и Люцифер, и тогда он восстал и в тот же миг был повержен. Но Люцифер, Свет Несущий, был на Небесах, нам же некуда падать, мы можем только подниматься. Твой ангел предвидит это, а значит, он исполнен радости.