Итак, первые три часа прошли в захватывающе интересной беседе. Потом молодой человек стал всё чаще отвлекаться на неприятную мысль, что хозяин подворья не менее реален, чем сам он, Петя, а вовсе не является плодом ночных фантазий. А спустя еще какое-то время юноша понял, что таких длинных снов не бывает, после чего им овладело беспокойство и потребность в двигательной активности. Будучи не в силах продолжать беседу, он резко вскочил, и, не спросив разрешения хозяина, шатаясь, двинулся по направлению к усадьбе. Там он обошел ее слева, продрался через неухоженный густой сад и очутился в темном поле. Вдали под фиолетовыми тучами с желто-красными каймами чернела узкая полоска леса, и к ней Петя зачем-то устремился, всё ускоряя шаги. Через некоторое время он побежал и бежал очень долго – час, а может быть дольше. Усталости не было, хотя юноша был не мастер бегать. Иногда на пути среди стриженой травы попадались кочки, поросшие чем-то вроде жесткой осоки. Сначала Петя их старался огибать, затем начал перепрыгивать, много раз падал и снова продолжал свой безнадежный бег. О безнадежности молодой человек стал догадываться, когда понял, что лес не сделался ближе и по-прежнему находится там, где и был – километрах в трех впереди. Тогда он остановился, обернулся и совсем рядом увидел светящиеся окна усадьбы, просвечивающие сквозь переплетенные ветви густого сада. Молодой человек постоял немного, тяжело вздохнул и стал пробираться сквозь сад.
Через три минуты Петя подходил к столу, возле которого по-прежнему сидел хозяин усадьбы. Тот грустно и серьезно посмотрел на молодого человека и негромко промолвил: «Присаживайтесь, Петр Андреевич, берите бокал, позвольте, я за вами поухаживаю».
Подозрение, что случилось страшное и непоправимое мало-помалу стало перерастать в уверенность, поэтому Петино беспокойство всё нарастало, и познавательной беседы не складывалось. Хозяин старался, следуя какой-то своей системе, познакомить молодого человека со здешней жизнью (похоже, у него был опыт в таких делах), а гость молча слушал, почти ничего не понимал и не запоминал, а иногда прерывал изложение вопросами, не имеющими отношения к ходу повествования. Например, рассказ о том, с какой скоростью в большинстве случаев изменяется с годами количество нитей в крыльях ангелов – тех, которые при жизни были обычными, не особо выдающимися людьми, был перебит вопросом: «Что же, мне никогда не покинуть вашего поместья? Я навсегда останусь здесь?» Хозяин недоуменно примолк, а затем ответил, тщательно взвешивая каждое слово: «Петр Андреевич, вы вольны уйти отсюда в любой момент, но идти вам пока некуда. Вам придется оставаться моим гостем до тех пор, пока вы не освоитесь в этом мире. Среди прочего я вас должен научить, как построить свое поместье, как посещать других ангелов и, наконец, что делать, если вам вдруг захочется мальвазии, а меня по соседству не окажется», – произнеся последние слова, хозяин улыбнулся, словно давая понять, что производство мальвазии – ничтожнейшая из всех наук, которые предстоит изучить гостю. «И, кстати, – продолжал Булгарин, – коль скоро нам предстоит провести вместе много времени, вас бы не затруднило называть меня не тем именем, каким я представился? Мне было бы приятно, если бы вы называли меня Тадеуш Янович»
– Хорошо, Тадеуш Янович, – согласился Петя, – но почему?
– С именем Фаддей у меня связаны не слишком приятные воспоминания, – неохотно признался хозяин, – а что до имени Тадеуш, то примерно так меня называли в детстве. Когда-нибудь, если вам это будет интересно, я расскажу. К слову сказать, фамилия у меня не менялась с детства – Булгарин. Ума не приложу, зачем вам это может пригодиться – едва ли при наших вероятных весьма продолжительных дружеских отношениях вам придет в голову обращаться ко мне «господин Булгарин», но, полагаю, полная ясность в этом вопросе не помешает.
– Тадеуш Янович, а сколько времени прошло на Земле с тех пор, как я… ну… появился здесь?