– Что Вы, дедушка. Мама из аула, там не было никакого Союза. Главное там всегда было – это род. На своих надо жениться.
– Было, не было… Какая разница? Неужели эти все традиции, гнев родни твоей стоит жизни ребёнка? Твоего родного сынишки или доченьки? Аллах твой покарает тебя за трусость. Прояви себя мужиком, поступи по чести!
Алишер задумался. Сильно потрясли его слова этого мудрого человека. Может не так страшно всё? Может зря он так с Настей? А дед продолжал "добивать" парня, не спеша прихлёбывая чай с сахаром вприкуску:
– Ты и девушке жизнь сломаешь. Она потом родить не сможет и будет тебя проклинать.
– Как сломаю, почему?
– Ну ты даёшь! Что, не знаешь, что после первого аборта женщина потом бесплодная становится навсегда?
– Не знал. Не может быть. Как так?
– Так часто бывает, потому что ей в матке железными инструментами будут всё ковырять, когда твоего ребёнка на куски будут кромсать. После этого…
– Ой, хватит, дядя Егор! Нет сил больше слушать. Спасибо Вам за совет, за то что глаза мне открыли! Я побежал к Насте. Остановлю её! Будь что будет с моими родными, ничего не боюсь! – почти прокричал возбуждённый Алишер и стал надевать куртку резкими движениями.
– Да ладно, – спокойно сказал хитрый дед, – наверное, уже поздно. Может, конечно, прощения успеешь попросить у девушки…
– Я побежал! Надеюсь, что не поздно. Аллах мне в помощь!
Алишер выскочил из коморки Егора Игнатьевича, выбежал на дорогу и стал ловить такси. Через десять минут он уже колотил что есть мочи в стеклянную дверь общежития. Консьержка баба Галя открыла дверь и перегородила Алишеру проход своим грузным телом. Она стояла подбоченясь и скривив узкие губы, выражая всем своим видом презрение к парню. Алишер, правда, не обратил на это внимания.
– Тёть Галь, дайте к Насте пройти.
– Нет её дома. Ты здесь, между прочим, больше не живёшь. Настя не велела тебя пропускать.
– Так и знал… А где она?
– Не знаю, сказала уезжает на пять дней. Но я-то не поверила. Куда ей, круглой сироте ехать?
– А Вы меня не обманываете? Точно она уехала?
– Вот те крест! – оскорбилась баба Галя и нарочито размашисто перекрестилась.
Алишер вышел на улицу. Сел на скамеечку напротив общаги. Опоздал. Так стало обидно, даже заплакать захотелось. Ведь те десять минут, что ехал в такси, такого уже успел себе нафантазировать. И свадьбу свою с Настенькой, и её красавицу в белом платье, и как на руки сынишку своего новорождённого берёт представил, и даже как в институт поступает на строительно-архитектурный, и как квартиру покупает собственную, а Настя будто с большим животом рядом стоит, то есть уже второго малыша ждёт. Что ж, придётся возвращаться домой ни с чем. А завтра опять всё по-старому. Приподнялся Алишер с лавочки, вдруг слышит голос в голове: "Рано сдаёшься! Действовать надо! Торопись, думай. Ты ж мужик! Мозги включи! Из под земли Настю достань! Ты сможешь!" Алишера будто током ударило. Вроде его это собственные мысли, а будто приказывает кто-то. И вправду, что это он так быстро сдался? Вон как дед Егор за жизнь на войне боролся! А бабушка та, что его и других деток спасла? Им-то сложнее было, чем ему сейчас, и то не сдались.
Сел опять Алишер на скамейку. Во рту пересохло от волнения, ещё какой-то пьяница рядом увалился, и перегаром завоняло. Терпеть этого Алишер не мог, ну да ладно. Стал он рассуждать про себя. Так. Уехать Настя не могла. Не к кому. Значит она легла в больницу, чтоб сделать аборт. Вчера был праздник, девятое мая. Выходной. Значит, сегодня её положили. Скорее всего, аборт она ещё не сделала. Он вспомнил, как лежал сам в больнице со своим животом. В первый день у него только анализы брали, обследования делали. Значит и Насте не могли в первый же день сделать операцию. Завтра, наверное, сделают. О, Аллах! Надо спешить! Но как найти ту больницу, где Настя лежит? Алишер достал сотовый телефон и включил интернет. Долго рылся, искал информацию о больницах города. Кошмар. В городе было десять стационаров! Выяснил, что четыре из них чисто терапевтические. А в остальных есть отделение гинекологии. Это что же? Придётся все шесть больниц объехать? Ночи не хватит! Да и разговаривать с ним вряд ли захотят. Уже итак почти десять вечера! От отчаяния Алишер схватился за голову. Он и не заметил, как последние несколько минут говорил вслух. Пьяница, мужик неопределённого возраста, повернулся в сторону Алишера и сфокусировал взгляд на его лице.
– Друг, добавь пять рублей, а? На пивко, пожалуйста, – пробурчал он еле внятно. А я тебе подскажу, где роддом.
– Какой роддом? Вот тебе десять рублей, больше у меня нет мелочи.
– Ну какой, такой… – продолжал бухтеть пьяница, как бы между делом пряча в карман Алишерову десятку. – Спасибо, брат. Ты чё-то болтал: "Больница, больница, гиконе…, гинконе… " Тьфу ты, блин! Гинекология! О! Вот слово а… Знаю я, где эта гин-, гине-… Бля, короче, где бабы лежат.