Эти крики у них песней зовутся. А Антон старается в унисон лишь рот открывать и шепотом повторять за всеми слова песен. Зачем же ему надрывать голосовые связки, если Антон только и может, что своим козлиным фальшивым тенором общую картину испортить. Да не дай бог, она услышит и поймет его бездарность музыкальную. А так вроде с коллективом заодно и поет.
Антон с трудом оторвал глаза от своего объекта обожания и удивленно замер, увидев полный зал празднично одетого народа. Вот ничего себе! Оказывается и вовсе здесь не репетиция происходит, а они выступают где-то с каким-то концертом. Хорошо бы еще вспомнить город, в котором сие торжество происходит. Нет, этой подробности он никак не припоминает. Но да ладно, спросит после концерта у своих. Это как еще спросит? Со смехом подумал Антон. Товарищи запросто у виска пальцем покрутят. Как же он мог забыть такую важную деталь, если ехали они вместе. Ну, да ничего страшного. Сообразит по каким-либо сопутствующим признакам. Хотя бы по любой табличке на магазине. Там всегда расшифровывают принадлежность того или иного промышленного или продовольственного магазина, и в каком городе он находится. А спрашивать у ребят ни в коем случае нельзя, засмеют. Лишь бы кто-нибудь из забывчивых сам его об этом не спросил. Тогда уж точно он перед всеми опростоволосится.
В этих размышлениях он и не заметил, как песня закончилась. Хорошо хоть размышлял, молча и не изображал поющего. Из забытья вывели шумные аплодисменты благодарных слушателей. Ну, уж нет, точно не Холмогорск. Подмостки своего родного города он помнит. А тут и зал большой, каких он не помнит, и разных и богатых аксессуаров полно. А вдруг они сейчас в Москве? Да точно! По-моему, где-то в начале мая 1965 года они ездили в столицу на торжества юбилея победы. Да и народ в зале очень уж торжественный и медалями обвешанный. Участники, поди. И лица праздничные, счастливые и слегка раскрасневшиеся. Перед концертом, скорее всего, у них был фуршет. А после него ожидается банкет, как и случается на протяжении всех таких празднеств. Это уже Антон рассуждал с политики не юнца, а опытного и прожившего немало зрелого мужчины. Каким, почему-то, он здесь в детстве себя ощущал.
Да, зрители и гости праздника уйдут на торжества. А они, то есть, устроители этого веселья зароются опять в свою берлогу, что им выделили для ночлега организаторы концерта. Это если сейчас уже поздний вечер, или ночь. Ну, а ежели позволяет время, то разрешат прогуляться по городу.
— С нами пойдешь? — вдруг кто-то спросил его сзади девичьим голосом. — Мы собираемся в нашей комнате отметить концерт и праздник. С каждого по два рубля. Я уже сдала за нас двоих.
Антон резко развернулся, и его бросило в жар. Это была она. И девушка его сердечных страданий звала в свою комнату, где, как сама только что говорила, собирается на банкет их компания. Такое предложение сбило его с толку напрочь. Зачем и почему вдруг зовут его, если в их оркестре полно парней гораздо солидней и взрослей. А эта принцесса, как Антон именовал ее в своих думах, вдруг приглашает его в компанию своих друзей. И деньги заранее сдала, уверенная в его согласии.
— А меня Антоном зовут, — неожиданно для самого себя промямлил он, слегка заикаясь от пережитого волнения. Но потом осмелел и решился задать самый волнующий вопрос последних двух месяцев. — А тебя как звать?
— Маша. Можно, если пожелаешь, Мария. Но, мне кажется, что уж слишком так официально ни к чему.
— Маша, а зачем ты приглашаешь меня? Да еще уже и место за мной застолбила этими двумя рублями? — как-то уж совсем смело и весело спрашивал Антон, совершенно освободившись от излишних волнений и душевных вибраций, словно за плечами имеется немалый опыт знакомства и ухаживаний. — У вас вон, какая классная компания, солидная, взросла. А ты меня избрала.
— Нет, я не выбирала, — смеясь, протянула Маша. — Это ты сам меня выбрал. Я сразу, как попала в оркестр, обратила внимание на твой влюбленный взгляд. Вот и решилась в такой удобный момент подтолкнуть твои желания. А так и уйду из Дома Пионеров, не узнав истинных твоих чувств. У меня ведь в конце мая последний звонок. А там впереди взрослая жизнь, в которой этот оркестр не присутствует. Смешной, какой ты! Почти два месяца глазами пилишь, а так не соизволил даже имени моего узнать. Мог бы у кого-нибудь хотя бы ради любопытства спросить.
— Не знаю, — все еще слегка смущаясь, но уже внезапно осмелевший, ответил Антон, позволив наконец-то с такого близкого расстояния смотреть своей девчонке прямо в глаза, уже видя их истинный цвет и блеск. — А зачем мне нужно было имя узнавать, если все это быстро закончится. И знакомство бесперспективно. Мне еще два года учиться, а потом в армию уходить. Еще молокососом обзовешь.
— Не обзову, — абсолютно без иронии в голосе и совершенно дружелюбно усмехнулась Маша. — Ты вон, какой высокий и стройный. У нас в классе и то пацаны намного мельче. Вот наши девчонки почему-то стараются знакомиться с взрослыми. А мне наоборот, ты больше нравишься. Взрослые много выпендриваются и руки распускают, считают своим долгом поучать и вводить нас во взрослую жизнь. Но ты ведь не такой? Мне показалось, что мы сумеем просто дружить.
— Почему? — удивился Антон, окончательно осмелевший и решившийся слегка обнаглеть. — Я такой, и мне тоже хочется немного руки распустить. А почему бы и нет, если девчонка сама меня выбирает.
— Да! — уже смеялась Маша. — Ладно, пошли, нахал, а то я обещала не задерживаться. Мои подружки уже в курсе о твоих страданиях. Я им еще перед Москвой намекала про твои глаза и про свое желание узнать их хозяина. Случайно не обнаружил их подозрительных подглядываний?
— Нет, — вполне серьезно отвечал Антон. — Я ведь не отвлекался на посторонних, следил только за тобой. А ты после школы не собираешься дальше в оркестре играть? Почему, ведь здесь очень интересно!
— Смешной ты. Я ведь после школы в институт поступать буду. И для этого именно сюда и приеду.
Стало быть, они все-таки в Москве, как и подумал Антон. Это даже здорово. Погуляют по музеям, сходят в театр, кино. А то, как приедут в какой-нибудь захудалый городок, так и сидят взаперти по своим комнатам, скучают, если нет репетиций или концертов. А большие города Антон любил. Их можно изучать, рассматривать, исхаживая пешком все улочки достопримечательности.
Антон быстро залез в карман и достал оттуда деньги, протягивая два рубля Маше, но она отмахнулась от него и заставила спрятать деньги обратно в карман.
— Завтра меня в кино сводишь. Или еще куда-нибудь? Поинтересней. Вы ведь тоже завтра ночным поездом отправляетесь домой? Значит, едем вместе. А с утра до вечера по Москве гуляем. Вас в Третьяковку тоже ведут? — спросила Маша. — Я там еще ни разу не бывала. Обязательно пойдем.
— Пока не знаю, вроде бы, — пожимал плечами Антон, усиленно напрягая память, вспоминая в подробностях ту обычную и ничем непримечательную поездку в Москву с праздничным концертом, а в особенности последний день пребывания. Но никак не мог припомнить именно то, что и как они делали перед отъездом. Однако в данную минуту такие проблемы почему-то не сильно и волновали. Поскольку внезапно замаячила совершенно иная перспектива не только завтрашнего дня, но и, что весьма немаловажно, сегодняшнего вечера с любопытными эпизодами, о каких и не мечтал в те юные годы, — А мы тогда сами придумаем маршруты завтрашнего передвижения, и сами решим, куда и зачем идти, — уже окончательно осмелел Антон. — Может, даже и в кино сходим на последний ряд.
— А почему на последний? — искренне удивилась Маша, совершенно не понимая намека. Хотя оно вполне понятно, так как в те годы такого никто и не слыхал.
— Так ведь последний ряд считается местами для поцелуев, — хохотнул Антон, вспоминая фразу из какой-то рекламы. Только тогда в 65-ом году реклам не было. Значит, в сон вкрались слова из 21-го века.
— Я тогда вполне согласная, — совсем развеселилась Маша, делая соответствующие выводы, что этот скромный мальчик и вовсе не пентюх, как величали подруги за его излишнюю скромность и скрытость, а вполне клевый парень. Она схватила Антона за рукав и потащила к выходу. — Но это все завтра, а сейчас мы идем в мою комнату. Девчонки давно уже стол накрыли и с нетерпением дожидаются нашего появления. Побежали, а то иначе получим строгие замечания.