Во время олимпиады он даже не попытался у кого-либо из ее знакомых спросить имя этой девчонки, надеясь случайно услышать его от посторонних. Но или он пропустил такой момент, или никто при нем не называл его. Поэтому и довольствовался этими косыми взглядами, чтобы не дай бог кто не заподозрил его в таком позорном для юнца деянии, словно в крамоле или в постыдном поведении. А она еще тогда поняла это пристальное внимание симпатичного паренька. И, так показалось Антону, ей нравились его стреляющие и пылающие взгляды. Она даже несколько раз так как-то весело и смешливо ему улыбнулась. Но в этих улыбках был интерес, а не ирония.
Но Антону хотелось в такие моменты провалиться от стыда, словно его застукали в чем-то не совсем приличном. Ему хотелось тайно и без публичных обозрений лишь любоваться этой девчонкой, и абсолютно он не желал рекламировать свои искренние чувства. А тут такое случилось, что они не просто в одном вагоне, так еще и в одном купе и напротив друг друга, о чем даже в тайных мечтах не случалось. Пусть в купе не было дверей, разделяющих их от всех остальных, но она сидела настолько близко, что, казалось, лишь руку протяни и прикоснешься к ней. С таким желанием он усиленно боролся, превозмогая эту страсть с большим трудом. Хорошо хоть Гриша оказался настолько болтливым и остроумным, чего Антон за ним как-то раньше не замечал, что все внимание девчонок было переключено на него.
— Девчонки, — прошептал Гриша лишь одними губами, но его почему-то и девочки и Антон отчетливо услышали. — А давайте по глотку вина! Не желаете? Поужинаем по настоящему, по-взрослому, — Добавил он уже громко и весело, словно сделал приятное предложение, от которого просто глупо отказываться.
У Антона прямо дыхание приостановилось. Ему хотелось сразу же отругать Гришку за такое непристойное предложение, словно здесь собралась компания шпаны дворовой, однако, на удивление Антона, девчонки весело хихикнули и подозрительно кивнули в сторону проводниц, где рядом с ними все купе заполнили взрослые, отвечающие за дисциплину и порядок среди путешествующей детворы. Хотя эта детвора уже и по росту и по комплекции мало отличалась от самих воспитателей и учителей. А некоторые акселераты так намного их и обогнали.
— Ой, вот эта опасность одна из наименьших! — успокоил он соседок. — Они уже звенят, как церковные колокола, стаканами и кружками. Только вместо чая почему-то у них в этой посудине вино плескается. Так что, им в данное время абсолютно не до нас. Давайте, девочки, сразу познакомимся. А то я на олимпиаде так напрягался, что ни на кого внимания не обращал. Мы — Антон с Гришей. А у вас какие имена? Думаю, что тоже такие же экзотические и экстравагантные.
— Нет, мы просто Ира с Олей, — ответила в его веселый тон так же шутливо и задорно та, от которой Антон не отрывал своих влюбленных глаз.
Так оказывается, ее Ирой зовут. Ириной. А можно Иришкой, Иринкой. И все? Антон стало весело и легко. Ну, почему он не может так весело, беззаботно и легко, как Гриша! Все время стесняется самого себя, боится в присутствии вот таких девчонок, которые ему нравятся, лишнего слова произнести, словно своим внимание может обидеть или оскорбить. Или хуже того, опозориться или нарваться на грубый отказ. Даже за Гришу испугался, когда тот так беспардонно предложил им вина. А они такие же, как мы. И им даже очень нравится внимание пацанов. Но сам пока пробовать вставить свое слово не пожелал. Вдруг еще ей его слова не понравятся, и она станет его презирать. Нет, такое Антон пережить не сможет. Он потом, когда окончательно осмелеет.
— Хорош улыбаться, как девица на выданье! — опустил Гриша на землю внезапно воспарившего в своих мечтах Антона. — Сбегай за стаканами. Обязательно с подстаканниками возьми. Тогда в них вина так заметно не будет. Бояться нам никого не надо, но предосторожность не повредит.
— А мне мама целую курицу положила, — звонко и радостно произнесла Ира, словно пропела романс, и достала из сумки сверток, обалдело пахнущий ароматами специй и свежим мясом.
И Антону вновь стало страшно. Гриша хоть вина сообразил прихватить. Мог, друг называется, и его предупредить. Разве Антон не купил бы тоже. А теперь? Не станет же он в присутствии девчонок доставать свой хлеб с салом и домашними колбасками. Бабушка, то есть, папина мама, свежего сала и мяса привезла из деревни. Кабанчика зарезали совсем недавно. И сала насолили, и колбасы наделали. Он все эти продукты безумно любит. И Гришу угощал, который просто без ума от этих пахучих колбасок. Однако здесь эти деликатесы выглядеть будут нелепо и смешно. Но не успел он даже толком обдумать эту продуктовую проблему, как в размышления вмешался Гриша:
— Чего сопишь! Доставая свое сало с колбасой! Ишь, зажать хотел, — толкнул в бок Гриша, уже после того, как Антон принес стаканы и задумался в поисках выхода из сложнейшего лабиринта. — Не сильно ругалась тетка за стаканы. А то они их без чая не любят давать. Это же их заработок.
— Нормально, — наконец-то первое слово выдавил из себя в присутствии своей пассии Антон. — Я ей заплатил за четыре стакана чая, а просил их не пачкать. Она сразу поняла мой маневр и миссию посуды. Там, ребята, уже все наливают. Так что, и проводница, и остальной народ друг друга понимает с полуслова.
— Вы не представляете, девчонки, какое у него вкусное сало и колбаски! Домашнее все, натуральное. Бабка его все сама делает. Даже кабанчиков выращивает по самой старинной технологии, еще освоенной по рецептам и под бдительном присмотре ее прабабки. Можно так увлечься, что не заметишь, как вместе с пальцами сожрешь. Так что, вы там поаккуратнее. Нам инвалиды вроде, как и ни к чему, — нахваливал Гриша паек Антона, словно это были деликатесы масштабов вселенских.
Антон и брать эти продукты не собирался, чтобы не опозориться таким примитивом при всех. Народ любит ко всякой ерунде, не похожей на общий стандарт, придраться и посмеяться с критическими едкими замечаниями. А оно вон как получается, что его хлеб с салом и такой на вид неприглядной колбасой затмили все эти яства, разложенные девчонками на столике. Гриша, чтобы никто не успел захлебнуться слюной от запахов и вида сервированного стола, показал горлышко огнетушителя, как называют в молодежных компаниях литровую бутылку портвейна, и пригласил компанию к веселью и приятному времяпровождению.
— А не упьемся? — высказала недоверие к такой огромной посудине Ольга, пугливо втягивая шею в плечи. — Страшная она какая-то, и очень уж огромная. А нас так мало, и мы такие слабенькие!
— Нее! — уверенно затряс головой Гриша, недоуменно разводя руками, словно оскорбленный такими инсинуациями. — Тут, если вы что-то помните из математики, так всего на брата по стакану компота. Оно всего 19 градусов.
— Я стакан не выпью, — сразу же категорично заявила Ира, чтобы потом мальчики не принуждали ее к потреблению.
— Не переживайте, девочки. Во-первых, мы вам меньшие дозы наливать будем, чтобы сохранить душевное и физическое равновесие по всей компании, а во-вторых, так вы еще на вкус не пробовали деликатесы Антоновой бабки, — успокоил девчонок Гриша. — Потом еще запросите добавки.
— Тогда мне наливать поровну с вами, — затребовала Оля. — Я выпью. Мы перед танцами с девчонками по бутылки выпиваем, и весь вечер балдеем. А тут еще эти пахучие колбаски! Наливай! А то сейчас уйдем.
— Тогда тебе наравне, — поддержал инициативу Ольги Гриша. — А ты, Иришка, быстрей соображай и передумывай.
— Уже передумала, — хохотнула Ира, и подвинула ближе к Грише свой стакан, чтобы он контролировал равенство при наливании.