Из кабины «шторка» можно увидеть очень и очень многое.
Из грузовика, остановившегося на центральной площади деревни, выпрыгивали солдаты. Другие солдаты конвоировали группу пленных. Но чего я никак не могла понять, что никак не укладывалось у меня в голове, так это – почему все пленные были голыми.
Я спросила генерала по рации:
– Что там происходит?
– Где именно?
– В деревне, над которой мы только что пролетели.
– Я не заметил ничего особенного.
Он не мог не видеть этого! Ему даже не нужно было поворачивать голову.
– Сразу под левой ногой шасси, – сказала я.
Прошло несколько секунд.
– Боюсь, левая нога сильно закрывает обзор, – сказал генерал.
Я начала подозревать, что он просто ничего не желает видеть.
– Как называется эта деревня? – спросила я.
– Думаю, нам лучше прекратить связь на некоторое время, – сказал генерал.
В конце первой недели младшие офицеры устроили для меня вечеринку. Погода стала хуже. Снег устилал землю и залеплял окна. Но лачугу нарядно убрали. Украсили помещение разноцветными бумажными гирляндами и еловыми лапами. Поставили на столы вазочки с зеленью и бумажными цветами. На стенах висели вырезанные из журналов фотографии. От этого лачуга казалась не более уютной, но более заброшенной.
Мне велели закрыть глаза. Что-то поставили на стол. Открыв глаза, я увидела большой торт.
Я представила себе, каких усилий стоило им собрать ингредиенты для этого торта.
Они попросили меня произнести речь. Я не знала, что сказать. Незатейливость события, проявленная щедрость, сознание, что через несколько дней некоторые из присутствующих здесь могут погибнуть, приводили меня в глубокое волнение. К счастью, они ждали от меня лишь нескольких слов. Я поблагодарила всех и сказала, что надеюсь однажды, когда война закончится, принять всех у себя дома. Я сказала, что не стану печь для них торт, поскольку они и без того прошли через много тяжких испытаний (здесь они дружно расхохотались). И сказала, что они должны твердо верить, что люди, оставшиеся на родине, постоянно помнят о них и что жертвы, которые они приносят, никогда не будут забыты.
Раздались аплодисменты, и я отрезала первый кусок торта, а командир части, к великому моему облегчению, нарезал на куски все остальное, и мы запили торт чаем, разлитым в кружки.
Некоторое время спустя я оказалась за одним столом с застенчивым лейтенантом по фамилии Паувельс, стрелком «хейнкеля», который хотел показать мне фотографии своей невесты.
В последнюю неделю мне постоянно показывали фотографии невест. Все снимки были на удивление похожи один на другой. Девушка со светлыми, заплетенными в косы волосами стояла улыбаясь на фоне скромного домика, иногда держа за руку младшего брата или сестру. Я задавалась вопросом, почему эти люди никогда не фотографировали своих возлюбленных в автомобилях или лодках, или на горных вершинах, или с распущенными волосами. Наверное, все-таки фотографировали, но такие снимки не обладали свойствами талисмана. Именно фотография с заплетенными в косы волосами и с уютным домиком за заднем плане обещала, что в мире восстановится порядок и владелец фотографии вернется в места, там запечатленные.
– Она очень хорошенькая, – сказала я Паувельсу. – Как ее зовут?
Тут к нам присоединился человек в серой полевой форме. Он отодвинул от стола стул и опустился на него с таким хозяйским видом, словно являлся его единоличным владельцем. Сидевшие поблизости люди покосились на вновь пришедшего, но никто с ним не поздоровался.
Паувельс продолжал разговаривать со мной.
– Ее зовут Хельга. Мы помолвлены. В следующий мой отпуск мы поженимся. – Он положил в ряд три фотографии, вытащенные из бумажника. Хельга перед домом, Хельга в парке, Хельга с родителями в саду.
Сидевший с другой стороны от Паувельса мужчина постарше, пилот бомбардировщика, молча вытягивал шею. Паувельс пододвинул фотографии, чтобы он рассмотрел.
– Симпатичная девушка, – сказал тот.
– Она самая лучшая.
– Все они самые лучшие.
Внезапно лицо Паувельса просияло.
– Вы приедете к нам на свадьбу? – спросил он.
– Да, если вы меня пригласите. И если поезда будут ходить.
– А на мою свадьбу приедете? – Нахального вида австриец подтащил к столу стул и уселся напротив меня, вытаскивая из бумажника свои фотографии. Все началось по следующему кругу.
– Вы не представляете, как много значит для нас ваш приезд, – сказал Паувельс. – Здесь чувствуешь себя как на краю земли.