Неважно, что именно ты говоришь. На тебя всегда смотрят одним и тем же взглядом. Он вовсе не служит ответом на слова, которые ты сказала или скажешь впоследствии. Однако это продолжается недолго: через несколько секунд они смущенно отводят глаза.
Меня впустили. Я изо всех сил старалась быть полезной. Я бегала по разным мелким поручениям, подавала гаечные ключи и варила кофе на керосинке. Я выполняла разную случайную работу. Со временем случайная работа стала настоящей работой. Они никогда прежде не сталкивались с существами вроде меня, но поскольку я не уходила и всегда держалась одинаково ровно, они смирились с моим присутствием – как с присутствием ящика для кошки в углу мастерской.
Я лгала им. У меня не было выбора. Я скрывала, что являюсь студенткой. Могла ли я сказать, что в ту самую минуту, когда я разбираю карбюратор, мне надлежит сидеть на лекции в аудитории медицинского факультета? Они бы меня не поняли. Они бы рассердились. Я сказала, что жду свободной вакансии и что до поступления в университет у меня еще год.
В то время я познакомилась с девушкой по имени Лиза.
Я еще изредка предпринимала отчаянные попытки учиться в надежде за несколько дней напряженных усилий наверстать упущенное за многие недели. Однажды утром я отправилась на лекцию по анатомии позвоночника. Через несколько минут я сдалась. Я перестала записывать лекцию, поскольку не понимала, о чем идет речь, и принялась рисовать на память схему полета (я тогда училась летать над аэродромом по кругу).
– А это что такое? – прошептала моя соседка, высокая девушка с продолговатым высоколобым лицом, которому очки придавали суровое выражение.
– Схема кругового полета, – шепотом ответила я.
– Схема чего?
Очевидно, она решила, что я рисую схему электрической цепи. Я хихикнула. Она тоже.
– Тс-с! – укоризненно прошипел кто-то позади нас.
Моя соседка покраснела. Она была серьезной девушкой: несколько раз я видела ее погруженной в чтение учебников.
Когда по завершении лекции мы укладывали книги в свои сумки, она сказала:
– Пойдем перекусим. Я знаю здесь славное кафе, возле художественной галереи.
Такие траты были мне не по карману, но я впервые получила подобное приглашение. Она отвела меня в полуподвальное кафе, где на столах горели красные свечи, облепленные змеистыми струйками расплавленного воска, а на стенах висели французские и испанские плакаты. Мы съели фасолевый суп с ржаным хлебом и запили пивом. С непривычки пиво ударило мне в голову, и я пришла в бесшабашное настроение.
Мы отправились в шарлоттенбургский парк, где купили пакетики сухарей и стали кормить белок.
– Почему ты так редко посещаешь лекции? – спросила Лиза.
– Я хожу на летные курсы.
– Летные?
– Да.
– Но они же стоят больших денег, наверное?
– Просто огромных.
– И ты можешь себе позволить такие расходы?
– Нет.
Она рассмеялась:
– Но твой отец может.
– Он ничего не знает.
Она с любопытством взглянула на меня:
– Ты не боишься крупных неприятностей?
– Боюсь. – Я довольно ухмыльнулась, поскольку косые лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев и я шла по лесу с человеком, очень мне симпатичным.
– Ты сильно рискуешь, верно? – сказал она.
– Да. – Я почувствовала себя польщенной.
– Хм-м… – Похоже, мой ответ не произвел на нее впечатления. – Вероятно, компенсация каких-то комплексов.
– Что? – Очарование дня разом померкло.
– О боже, опять я за свое, – сказала Лиза. – Мой отец – психоаналитик.
Теперь я почувствовала себя оскорбленной, и меня нисколько не интересовало, кто ее отец.
– Поневоле начинаешь все усложнять, – сказала она. – Анализируешь все подряд. Дома мы постоянно этим занимаемся. Если нацисты придут к власти, у отца будут неприятности. Возможно, нам придется покинуть страну.
Я понятия не имела, о чем она говорит. Но некие серьезные и зловещие вопросы смутно замаячили в моем сознании. Мне хотелось, чтобы Лиза продолжала говорить о себе, о своей семье и о туманной угрозе, нависшей над ними, но она опять переключила внимание на меня.
– Наверное, для тебя полеты – насущная потребность.
– Да.
– Расскажи мне.
– Обещай, что не будешь ничего анализировать.
– Обещаю, что буду анализировать все только мысленно.
В тот день я не поехала в летный клуб. Мне не хотелось. Я гуляла по лесу со своей новой подругой и говорила, говорила без устали, восхищаясь игрой солнечных бликов на ее светлых волосах, казавшихся почти серебряными в ярких лучах. Вокруг нас прыгали белки, словно не замечая нашего присутствия. Как прекрасен Берлин весной, думала я.