Мама переоделась, и теперь на ней был красный домашний костюм, который я подарила ей на последний день рождения. Сейчас я даже пожалела, что выбрала этот цвет: красный маме невероятно идет, а теперь, с косичками, она кажется ужасно молодой, точь-в-точь солистка какой-нибудь девчачьей группы. Эх, надо было другой цвет брать. Желтый, например. Цыплята редко нравятся мужчинам.
– Какие книги ты взяла? – спросила мама, наливая мне колы.
– Каждый год в мире выпивают столько же кока-колы, сколько воды проходит через Ниагарский водопад за три часа, – сказала я.
Мама покачала головой.
– Ужинать приятнее всего в тишине, – изрек Дурмот-Дурмот-Дурмот, положив на тарелку самый большой кусок пиццы.
– Я взяла, например, книжку, где перечисляются различные факты. Вы вот знали, что коровы пукают по шестнадцать раз в день, а навоза от них бывает почти тридцать килограммов? – спросила я.
– Астрид! – возмутилась мама. – За едой о таком не говорят.
– Если один человек будет пукать без остановки шесть лет и девять месяцев, этого газа будет достаточно, чтобы сделать атомную бомбу, – не унималась я.
– Господи, – скривился Дурмот-Дурмот-Дурмот, – и как только тебе не надоедает все время болтать?
– Турмод и Астрид, замолчите немедленно. Оба! – скомандовала мама, словно обращаясь к двум детям.
– Язык – самая сильная мышца во всем теле. И, кстати, сердце – тоже всего лишь мышца, но уж это-то вы знали. – Я взяла два куска пиццы, стакан и встала из-за стола.
– Я не разрешаю тебе вставать из-за стола… – начала было мама, но я уже поднялась по лестнице и заперлась у себя в комнате.
Поев, я достала новые легкие спальные мешки, которыми мы с мамой и папой так и не успели воспользоваться. Под кроватью лежал мой домашний костюм и мамина пижама. Вся папина одежда перекочевала в его новый дом в Скугли, поэтому вместо пижамы для него я положила в рюкзак старую фланелевую рубашку, которую иногда нюхаю по вечерам. Следом за одеждой в рюкзак отправилась горелка. Правда, потом я вспомнила про клещи, и мне пришлось всё вытаскивать и укладывать заново. Клещи я положила сверху, поближе к спине, а другие вещи распихала рядом. Я приподняла рюкзак. Да, тяжеленький получился, но я справлюсь, хотя бегать с ним будет сложновато. Вытащив мобильник, я позвонила бабушке, а услышав в трубке ее голос, сразу перешла к главному.
– Бабушка, я знаю, что с моей стороны это наглость, но ведь ты все равно собиралась подарить мне на день рождения деньги, да? Так вот – нельзя ли мне получить их уже сейчас, вроде как авансом? Я тут маме с папой хочу сделать сюрприз, но деньги мне нужны уже завтра, – выпалила я. Хорошо, что бабушка еще к Рождеству оформила мне банковскую карточку, хотя я пока несовершеннолетняя. Но папа всегда говорил, что если бы во время Второй мировой войны бабушка воевала на стороне нацистов, то сегодня в Норвегии говорили бы по-немецки.
– Твоя бабушка всегда добивается своего, – говорит он и крестится. Но тут папа ошибается. Бабушка, совсем как я, была против того, чтобы папа с мамой разводились.
Перед сном я простояла на голове целых пятнадцать минут, а потом нарисовала диаграмму. Папа всегда, сколько я его помню, работал в Центральном бюро статистических исследований, и по его словам, чтобы понять мир, надо написать подходящую формулу. Понимать мир мне не требуется, но я должна четко представлять, что буду делать завтра. И у меня есть всего полчаса, в течение которых ошибаться никак нельзя. Чтобы добраться до Чертова острова, надо сесть на поезд и сообщить об этом эсэмэской маме с папой, но сделать это надо уже после того, как они выдвинутся в сторону Швеции. И самое главное сейчас – вывести из строя мобильники Пони и Дурмот-Дурмот-Дурмота, чтобы мои родители не смогли никому сообщить о том, куда едут.
8
На следующее утро я дождалась, когда мама уйдет на работу, а ее кавалер отправится на пробежку. Позавтракав, я еще раз перечитала список, заглянула в рюкзак и, пункт за пунктом, вычеркнула строчки. Спички я положила в непромокаемый контейнер, а бумажник и записную книжку убрала в карман на клапане рюкзака вместе с фотографией родителей. Закрыв рюкзак, я вдруг поняла, что забыла столовые приборы и миску, ущипнула себя за руку, – как делала всегда, когда на себя злилась, – и пошла на кухню. Там я отыскала бумажные тарелки и пластиковые приборы, оставшиеся с моего дня рождения. Я решила было захватить с собой еще большую бутыль с водой, но раздумала, потому что выходило тяжеловато. К тому же когда мы ночевали на Чертовом острове в прошлый раз, то нашли там ручей. Тут я вспомнила про стаканы и котелок для готовки. Походную еду готовить очень легко, но не могу же я держать ее над горелкой голыми руками. У папы был очень легкий котелок, предназначенный как раз для походов, вот только где же я его видела в последний раз? Не в нем ли Дурмот-Дурмот-Дурмот выращивает свои пряные травы? Нет… Может, он готовит в нем протеиносодержащие напитки? Тоже нет. А, вспомнила! В этом котелке он хранит бритвенные принадлежности. Я бросилась в ванную, схватила котелок и вытащила оттуда четыре разные бритвы – электрические и обычные, пену для бритья и бальзам для тела. Все это я выкинула в мусорное ведро, а котелок тщательно вымыла горячей водой и моющим средством. Вернувшись в комнату, я положила котелок в рюкзак и попробовала его приподнять. Вот теперь уже и впрямь тяжело. Ну да ладно, идти мне недалеко. Наконец я встала перед зеркалом на голову, но время на этот раз не засекла, а просто стояла и приводила в порядок мысли.