-Слушай Катрин, у меня уже два месяца не маячит!..
-Вот как? Ты это придумал? Дурачок, я же все равно бы тебе не отказала, ты. же знаешь, глупый, я же всем вам не отказываю... Майкл был подведен к кровати и усажен на край, Катрин склонила свою лохматую голову над его скукоженым несчастьем. ..Майкл чувствовал только ее ласковые теплые губы, мокрый рот, шершавый язык и больше ничего.
-И больше ничего. . .
-Может тебе обратится к врачу?.. Ты совсем ещё не старый, тебе же только сорок...И вообще.. Может ты просто устал, Микки...
-Сколько раз тебе говорить - не смей меня называть так, я ненавижу это имя! Я - Майкл, Майкл, Майкл!! Сука!
Хлопнула дверь, Майкл стоял на площадке, тяжело дышал и пытался запахнуться. Что-то мешало, болталось на шее, отталкивало и руки, и полы халата, да что за хуйня, Майкл нервно рванул, шею резануло острой болью, а перед уже опухшими глазами возник все тот же черно-потертый бинокль.
4.
В квартиру Майкл попал только к вечеру, когда приехавший Гарри мгновенно отпер захлопнувшийся замок телефонной картой. А до вечера где только Майкл не был!.. Гулял возле фонтана, в махровом халате с застиранными полосами и босиком, с висящим на шеи биноклем, прогуливался возле метро и по окрестным удочкам, подумывал даже - не зайти ли в храм, церквушку сербскую, но некоторая экстравагантность костюма остановила его от этого намерения. К вечеру у него гудели ноги, подтянуло живот и зверски хотелось пить.
-Ну, какие успехи на шпионском фронте? - поинтересовался Гарри, дождавшись когда Майкл напьется, наестся, примет душ и оправится после соединенного обеда-ужина, а ведь наверно и не завтракал хипарь, рано уперся, Катька все рассказала...
-Ну, какие успехи на шпионском фронте? Майкл вяло, без подробностей поведал об открытии. Гарри внимательно выслушал лазутчика и хлопнул по плечу:
-Практически они у нас в руках, надо только разработать план и все. Ты внимательно посмотри - не подстраховывает ли кто-нибудь этих мусорщиков, ну знаешь, с какого либо авто, морды бандитские, а в общем-то все ништяк.. Держи хвост пистолетом, я на работу, у меня еще пара заказов. Привет!
-Привет рабочему классу, -
вяло пробормотал Майкл в сторону захлопнувшейся двери и рухнул в постель. Изможденное за день торчания на улице тело немедленно требовало покоя и сна...
Тело требовало покоя и сна, душа была встревожена. Встревожена вот уже без малого год.
Год с лишним назад, а фактически сто лет назад, тысячелетие назад, когда ветры, что веют над вами и нами, разорвали в клочья не только плавками цветными болтающийся над Москвой и страной, флаг цвета того самого, но и саму страну, а главное!.. Главное-то, ветерок тот, с ураганными порывами, столбы повалил, на которых проволока колючая была натянута.. Проволока и граница, натянута в напряжении семьдесят лет и звеня от напряжения этого, грозилась лопнуть и хлестнуть кого-нибудь промеж глаз или по жопе...Вот это и случилось, что так ждалось долгожданно-нежданно-негадано...Лопнула граница, разбежались карацупы с джульбарсами хрен знает куда, и вырвался на мутном гребне волны эмиграции Майкл, тогда еще его звали в узких кругах московского хиппового андеграунда - Майкл-Данило, вырвался.. Вырвался от всего счастья советско-российской жизни... То есть от винтов за прикид, пардон, перевожу -задержание на три часа работниками милиции за внешний вид, не соответствующий внешнему виду советского человека...От психушек-психодромов и спецприемников, от насильного парикмахерского обслуживания и многообильной любви всей этой блядвы, желающей ткнуть носом волосатого в то говно, что сами эти жлобы насрали за семьдесят лет...Одним словом на свободу, в либертуху, пиплы, от жлобья и гопников, люберов и полисов, от совков...
Спасибо маме, к этому времени, времени эмиграции уже лежавшей на одном подмосковном кладбище, дай бог ей чтоб земля была пухом, спасибо маме, учительнице французского, не лупила Мишеньку, а лаской, терпением и хитростью, вдолбила в головенку советского ребенка чуждые слова, купила его на детективы, на французском, с заманчивыми обложками и где брала - непонятно...Спасибо мамочка, если б не французский твой, а ставший моим - караул был бы.
Приехал Майкл в Париж туристом, но сразу сунулся куда надо, нашел, кого надо и буквально через пару месяцев стал Михаил Данилов не туристом, а эмигрантом, получил вид на жительство и естественно, право на пахотьбу.
А дальше одни обломы, хотя любой совок радовался бы безмерно, что еще придурку надо - вид на жительство, право на пахотьбу, есть где жить, есть работа, сыт, обут, одет и если хочешь, то и пьян...Но Майкл то не совок и ехал сюда совсем не за этим, сунулся было он по адресам, что еще в Москве наковырял, как сразу и началось.
Сквот Хвоста в разгоне, сам Хвост давно хайра состриг и в искусство подался, больше между Питером и Москвой тусуется, чем по Европам... Такой же облом и по остальным адресам - все устарели, все недействительны, все уехали и не оставили своих координат...и мест тусовок нет в сранном Париже, и молодежь на его прикид смотрит как на шкуру мамонта, все эти при дредах, ссученных хайрах в валенок, шмотки ориентально-роково-космическо-хер знает какие, вроде и сквоты есть, и сэйшена гремят, но все не то, все не то, все не то...
И понял Майкл, что остался один в этом чужом и чуждом ему мире, и нет у него ни брата хипа, ни сестры хипушки, ни герлы любимой, и заплакал Майкл тогда слезами жгучими почти каждую ночь, но не вернутся в юность, суки, не войти дважды в одну и туже лужу от портвейна, и рассеялись облака от когда-то выкуренной травы.. И открылось ему в голом мерзком виде пустота его бытия, и понял Майкл - поменял он счастье на свободу...и не видать ему счастья теперь, как ушей своих, а быть ему свободным и одиноким, как альбатрос над Гольфстримом...
И снова полились слезы в ночи, пытаясь хоть немного оживить засохший Париж, но все напрасно. И Москва, и Париж слезам не верит, и пусть плачет неудачник, и пусть он бьется головой об мягкую подушку, скрипит зубами, но все будет напрасно...
Придет жаркое утро, затем жаркий день, затем гнойный вечер и снова упадет покровом ночь, промелькнет так незаметно - в пьянстве с совками из русского сквота и переливании из пустого в порожнее с ними же неделя отведенная на отдых, и вновь ненавистная работа, и так неделя за неделей, месяц за месяцем, за плечами уже почти год такой бессмысленной жизни, и не успеешь оглянутся, Майкл, как станешь старым, лысым и ни на хер негодным цивилом-жлобом, а кто же ты сука сейчас, как не поганый цивил, ведь у тебя от прежнего, от прежнего тебя, паскуда, только хвост жидкий и остался, а в душе-то пусто...
За распахнутыми настежь окнами жила своей ночной жизнью Крымская улица - скрипела тормозами автомашин, слышались какие-то крики и возгласы, смех, музыка и гнусавое пенье про "малютку с грудями"...За распахнутыми настежь окнами был синий, со сполохами рекламы ночной Париж, прожаренный и прокопченный жарой, зноем и бездождьем, если есть такое слово в русском языке, во французском точно нет...Майкл валялся, конечно, на истерзанной кровати, ни в одном глазу сна как не бывало, хотелось напиться в смерть или шмыгнуться какой-нибудь дрянью и двинуть кони от передозняка, нет, это была не ностальгия, такой херней он не маялся, не тянуло его в Совок поганый, просто было ему здесь сильно одиноко... И не было герлы...Даже горевать без стеба не можешь, недаром мама родная говорила - Мишенька как клоун, ради красного словца не пожалеет родного отца...