Я наигранно улыбнулся и подался вперёд, к местному «оперативному дежурному».
— Что ж вы так плохо оборону организовали, Шаман? Прошли сквозь вас, как нож сквозь масло, девочкам аж скучно. Хоть бы для вида посопротивлялись!
— Некому было, — ядовито хмыкнул негр. — Много наших разъехались ваши утрешние проделки разгребать.
— Любишь ты приврать, камаррадо, — усмехнулся я и отдал винтовку Пауле. — Утро закончилось давно, несколько часов назад. Так и скажи, что хреновые у вас воины. Бандиты — да, может и хорошие. А вот воины — никакие. Ну, и что теперь скажешь, когда мы вскрыли сей прискорбный факт?
— Скажу, что ты труп, Шимановский! — процедил ублюдок. — До вечера ты не доживешь, и не надейся!
— И не надеюсь! — согласился я. — Я собираюсь жить ещё мно-о-го лет, что мне твой вечер!..
— «Кедр» — «тридцать два-два» — ожила общая линия. — У нас чисто. Вуду нет.
— О, Афина! — кивнул я Оливии, которая, как командир группы, эту волну тоже слушала. — «Тридцать два-два» — «Кедру». Потери?
— У нас «трёхсотая»… Две, — поправилась она. — Вторая не серьёзно, царапина. Первой оказываем помощь, но тоже вне опасности. Вызвали скорую. У них четыре «двухсотых» и с десяток «трёхсотых»; повязали около тридцати человек, как бандиты, так и простые работяги.
— Понял, «тридцать два-два». Держите их под контролем, ждите указаний. Вуду мы нашли.
— Есть, держать под контролем, — отозвалась богиня.
— Вот, и гараж тоже наш. Как и клуб, — констатировал я. — Ваши потеряли примерно два десятка человек, — мысленно попытался сосчитать я. — Плюс, ещё Анна на двух верхних этажах чудит, я не знаю, что там. У нас — двое раненых, и то не сильно. И что, дорогой, ты в самом деле уверен, что можешь мне что-то сделать? Мне, раскатавшего всю твою грёбанную банду за десять минут, имея под рукой всего полсотни человек?
Только тут до моего собеседника начало доходить, что силовые акценты сместились, и былого возможности смотреть сверху у него уже не будет. Изменилось ВСЁ. Вообще всё.
— И что же ты со своей полусотней хочешь? — фыркнул он.
— Нет, это ты должен мне сказать, что я хочу, — усмехнулся я. — Вот прямо сейчас и расскажешь.
— Я похож на бога? — вскинул он брови. Я не видел, лежал он лицом вниз, но почувствовал по иронии в голосе.
— Но ты же шаман! — возразил я. — Пошамань, спроси у местных духов! Или мозгами пораскинь — тоже действенный способ решения проблем. Кстати, последний от себя лично рекомендую.
— Пошел ты! — не смог сформулировать собеседник следующую мысль, а потому ушел в «отказняк».
— Зря ты так, — покровительственно, и даже сочувствующе произнёс я. — Для понимания некоторых вещей не нужно быть богом. Встать! — резко перешел я на крик.
Шаман медленно, стараясь не делать резких движений, поднялся.
— Руки можешь опустить, — разрешил я. — Мы разговаривать будем. Просто разговаривать.
Опустил. Я же сорвался с места и врезался в него своим телом, сбивая с ног. Упали. Я вскочил первым, чуть раньше него и зарядил в челюсть с ноги, со всей силы.
Негр упал, завалился назад. Челюсть выдержала. Я окинул взглядом окружающее пространство, трусливо жмущихся к полу бандитов… И зацепился глазами за стул. Простой, конторский, из тяжелого пластика.
— Ну, что же ты молчишь, Шаман? Отвечай, зачем я сюда пришел? — повторил я вопрос.
— За капитаном. И Карлосом, — попробовал озвучить версию негр, презрительно выплёвывая слова. Вставать он не торопился.
— Нет, дорогой. Не угадал. — Я его и не торопил. Валяется — и пусть, мне безразлично, как его бить. — Капитан твой мне даром не сдался, ходить ещё за ним. Сам придёт! И дружка-бригадира своего привезёт, который Кастилио.
Хрясь! Стул опустился на хребтину бандита. Не развалился — крепкий, зараза — но треснул.
— Я пришел за другим, — продолжил я. — Зачем, дорогой друг, скажи мне?
Хрясь! Снова по хребту. Не удовольствовавшись, я пнул камаррадо под ребра. По стопам Оливии. Да, действительно, она ему парочку сломала — «оперативный дежурный» эскадрона взвыл, заметавшись по полу в диком приступе боли.
— Скотина! Я достану тебя, Шимановский! Отомщу! Чего бы это ни стоило!
Хрясь! Хрясь! Хрясь! Я не слушал, а бил. Стул развалился, но я продолжал бить тяжелой, но достаточно мягкой пластиковой ножкой. Месил его, остервенело, пока вопли чернокожего вуду не потухли, а сам он не затих, жалко скрючившись в позе эмбриона.
Остановился. Презрительно глянул на подонка сверху вниз. Шаман плакал. Слёзы текли у него сами, от злобы и бессилия — он их не контролировал.