Столько нервов, столько подготовки, столько сомнений… И всего двадцать минут эйфории безнаказанности, когда понимаешь, что можно было с самого начала просто прийти и сделать это! Без нервов, подготовки и сомнений!..
Я вдруг понял, что главное в нашей грёбанной жизни и в нашей грёбанной социальной системе не власть, и не закон. И не страх перед ними. Главное — наша решимость действовать и что-либо менять. И лишь иллюзия, не дававшая мне прийти сюда месяц назад, отделяет наши элиты от тотального кровавого истребления обезумевшим отчаявшимся народом. Не армия частной охраны, не безопасность и не гвардия, не суды и тюрьмы, а именно ИЛЛЮЗИЯ. Что нельзя делать всё, что хочется.
И мне, как будущему правителю, стоит иметь это в виду.
Глава 21. Охота на Лису (часть 2)
Снова я в тюрьме. И снова в голове всякая хрень играет. И ведь не нужно ей ни браслета, ни тем более навигатора. Ей вообще проигрыватель не нужен. Память воспроизводит мелодию феноменально, все её оттенки, раскладывая их по партиям. Тончайше воспроизводит голос… И даже фоновое эхо старинной несовершенной техники. Наверное, с одной стороны хорошо иметь такую память. Но с другой… Честно, достало уже. Одно и то же! Сменить пластинку я не могу, и в этом трагизм ситуации. Приходится терпеть, размышлять, анализировать. Вспоминать.
Персональный Иисус… Возможно, когда писалась песня, подразумевался определённый человек, а не божественная сила — теперь это невозможно установить. Но применительно ко мне могу сказать с уверенностью — я для себя сам свой персональный Иисус. Всегда им был, и, наверняка буду. А значит…
А значит надо стиснуть зубы и ждать, как бы ни было томительно ожидание. Ведь ожидание всегда намного мучительнее любого действия, особенно когда от тебя ничего не зависит.
Как я и думал, суток товарищу капитану для поиска своего сотрудника хватило. Вечером следующего дня, после предварительного звонка Шамана (через которого я держал с этой шоблой связь) в ангар въехало две машины. Всего две. Охраны товарищ капитан Пиписька, как его прозвали девчонки, много не взял. Оно и понятно, количество в его случае не играет роли; если будет перестрелка, сколько привезёт — столько и положим. Ему можно давить лишь авторитетом, морально, только тогда есть шанс выкрутится. Теоретический, конечно.
Нет, не надо иронизировать. Это я знаю, что он обречен. И девчонки знают. А если посмотреть с его точки зрения и подумать логически, то получается, что он жив, после всех своих косяков, и раз так, то это кому-то нужно. А значит, надо торговаться. И торговаться он будет жестко, что-то подсказывало, Нино крепкий орешек. Так просто его не взять, а вчерашний испуг уже должен пройти.
— Ну и? — воскликнул я вместо приветствия, подперев задом передний капот памятного «либертадора» и сложив руки перед грудью, когда он степенно вышел из машины и подошел ближе. Белый пиджак, красивый галстук, лакированные туфли… Истинный мачо, даже с сединой. — Привёз?
— Привёз, — ухмыльнулся «товарищ капитан Пиписька». Выставил руку в сторону, щелкнул пальцами. Люк машины сзади него поднялся, и на свет появился… В смысле, на свет прожекторов под крышей ангара… Да-да, он самый. Карлос Кастилио, бывший жених Марины, собственной персоной. Что меня поразило первый момент, это его внешность. Аккуратно выбрит, чисто одет, никаких следов борьбы и сопротивления на теле и одежде. Вид решителен… И главное, запястья ничем не были скованы, хотя я ждал видеть его минимум в старых добрых цепных наручниках. Кастилио не считал себя пленником, и тем более не считал, что его привезли на заклание. Тут или я чего-то недопонимаю в их отношениях, или Нино умеет засирать мозги подчинённым так мастерски, что они ему безоговорочно верят. Всему, всей белиберде, что ни скажет. Эдакий харизматичный сукин сын (я подавил смешок при мысли «харизматичная Пиписька!..») Потому, как несмотря на баги Создателя при создании его интеллекта, Карлос не смахивал на клиничесого идиота.
Новый знак пальцами, и Кастилио подошел, зло скалясь. Я смог рассмотреть его получше, прочувствовать изнутри. Передо мной стоял загнанный в угол, но злой и сильный волк, и не думающий сдаваться. Понимающий, что обречен, но собирающийся дорого продать свою жизнь. Встал. Осмотрел меня сквозь прищур иссиня-черных глаз. Его взгляд кроме решимости был полон ненависти. Мой же… Наверное, презрения. Я поймал себя на мысли, что ненависти как таковой к этому человеку не чувствую. Да, подонок, да, виноват в гибели моего ребенка. Да, заплатит. Но как сказал Конфуций, если ты ненавидишь, значит тебя победили, и мне пора уже внимать мудростям древних на деле, а не на словах.
4