— Э нет, дружочек, так не получится. — Комиссар, до сей поры внутренне крепившийся, пытаясь прощупать меня, возликовал и картинно уставился в планшетку, с чем-то сверяясь. — С тобой так просто не выйдет.
Нажатие тумблера, и стена сбоку от меня заиграла вихрем огромной голограммы.
— Да, ты до сих пор в участке, — покровительственно продолжил он, тот самый следователь, что ведёт дело Сенчес. — И решение переправлять тебя в городскую тюрьму не принято, хотя многие настаивали.
…Конечно, это здорово, когда твои данные отсутствуют в полицейской системе, правда? — ухмыльнулся он, отвлекаясь от темы. Видно, чтоб обдумать дальнейшую стратегию разговора. — Мы ничего не можем с тобой сделать, пока не выясним, кто ты, а значит, не можем в принципе. И ты на всё время, пока решается вопрос с тобой, зависаешь здесь, у нас. Откуда освободить тебя бюрократически гораздо легче.
Наигранная пауза.
— Вот только нестыковочка, дорогой ты мой злой клоун. Освобождать тебя некому.
Он пустил по лицу тень озабоченности, которую тут же картинно скрыл.
— Понимаешь, Хуан, твоих шлюшек уже забрали. В течение часа после ареста. С приказом за подписью королевы. Так оперативно, что у нас для прессы не осталось никаких доказательств их здесь пребывания. Эта, как её… Морган, — скривился он, вспоминая сеньору главу УДС, — лично приехала за ними. А ты сидишь. Здесь. У нас. В одиночной камере. Откуда мы не может тебя никуда переправить ввиду того, что «не знаем», то ты такой. И сидеть тебе у нас до-олго! — потянул он.
Видимо, мне должно было быть не по себе. Я вжился в роль и опустил голову, как и требовалось. Меня «бросили», и ни в коем случае нельзя разубеждать в этом сидящего напротив сукиного сына.
— Фильм красивый, — повернул комиссар кресло в сторону голограммы, разбитой на три вида: обычный с моего шлема-маски, полный интерфейс вокруг, для понимания, где нахожусь, и общий трехмерный план здания торгового центра с мигающими точками желтого, зеленого и красного цветов. — Да ты смотри, смотри! — торжествующе кивнул он мне. — Вряд ли когда придётся его ещё увидеть.
Звук комиссар сделал негромким, но разобрать можно было каждое слово. Вот я уничтожил второго из охранников, вот перестрелка у эскалаторов. Вот площадка возле операторской… А вот и взрыв миниядерных захватов.
— Почему «Кедр»? — полюбопытствовал хозяин этого кабинета, и вопрос этот явно задал от себя лично. — Что-то означает? Или очередная заморочка корпуса?
— Нет, это из истории космонавтики, — покачал я головой. — Означает, что я — первый. — Теперь ядовито усмехнулся я. — Первый, кто додумался уничтожать продажных представителей закона и не исполняющих обязанности частных охранников тотально, а не точечно, как до сей поры у нас было принято. И так же тотально уничтожать бандитов, прислонением к расстрельной стенке целых эскадронов. Расстрел он ведь, сеньор комиссар, лучшее средство для профилактики бандитизма. Все эти наручники, тюрьмы, сроки… — Я картинно скривился. — Они не лечат общество. Лишь снимают самые жесткие симптомы, создают у обывателя иллюзию минимальной защищенности. Слишком уж минимальной.
А вот массовый расстрел — лекарство! — с воодушевлением продолжил я. — Пара-тройка расстрелов, включая и продажных комиссаров, и планета забудет, что означает слово «бандитизм», сеньор. Поверьте. Кто из эскадронов останется, а большая часть, конечно же, останется — присмиреет настолько, что даже не подумает о создании бандитских республик вроде Северного Боливареса. Я больше скажу, республики — первая цель для лекарства. Ведь вначале нужно лечить крупные очаги болезни, и лишь потом добивать отдельных разбежавшихся по организму микробов.
— Значит ты, юный сеньор, собрался лечить общество, — иронизировал комиссар. Ему было интересно со мной общаться, но интерес носил чисто академический характер. Я ему нравился, как выдающийся из стандартной выборки индивид.
— Это плохая цель? — сощурился я.
— Всё упирается в понятие «закон», мой юный друг. Используя это «лекарство» ты становишься ничуть не лучше бандитов, с которыми ведёшь борьбу. Есть лекарства, которые действуют хуже, чем болезнь, которую лечат, и ты выбрал как раз такое.
Кто б говорил. Но я не одёргивал. Не та тема для разговора.
— Знаешь что, Ши-ма-нов-ский, — вновь сверился комиссар с записью на столе. — Ты немного ошибаешься. Но это «немного» для тебя фатально. Ты не лекарство.
— Ты — презерватив, — продолжил он торжествующе после паузы и даже выдавил хриплый смешок. — Одноразовое орудие, которое выкидывают после использования. Тебя создали ради выполнения определённой работы, «натянули», дали возможность побегать по коридорам, пострелять, достигнув закладываемые в твой проект цели… Сняли неплохой обучающий фильм-предупреждение… И…