— Я подумаю, Мишель, — кивнул я. — Есть мысль спихнуть проблему на имперскую разведку. Гараж Гортензии — одно из самых охраняемых мест на Венере. И если сейчас таким не является, то может им стать в ближайшей перспективе. А сама она… Ну, дура-девчонка, ей такое глупое решение простят.
Мишель пожала плечами.
— Здесь не я решаю, Хуан. Пока думай, «одобрямс» получишь позже.
Ладно, проехали. Кажется, сеньор Ноговицын «сделал»-таки её королевское величество, организовав для меня, добровольно вступившего с ним в контакт и согласившегося сотрудничать, да ещё перспективного в политическом плане юноши, оружие для целой личной армии. ЛИЧНОЙ, вот ключевое слово. И королева съест это — в конце концов, их итоговые цели много где пересекаются. Настроение начало плавно повышаться.
— Ещё что? — продолжал хмуриться я.
Мишель покачала головой.
— Не знаю. Мы хотели напугать сеньоров. Это мощный сдерживающий фактор, от Леи никто подобного не ждал бы. Для марсиан будет строиться целый подземный город — техника для этого уже подготовлена и спешно гонится из соседних провинций (где стояла в ожидании, не мозоля никому глаза). Пока же поживут в своих армейских десантных модулях — для чего-то же они их разрабатывали и испытывали? После изменения планов город будет ближе к границе куполов Альфы, но только и всего. Их цель на самом деле — перевооружение. И обкатка личного состава при повышенной гравитации, чтоб не было проблем на Земле. Но это и всё, что мы хотели. Месяц назад корабли ушли от Марса в рабочем порядке…
Пауза.
— …И тут случилась твоя девочка. И ты с непонятными планами, которые строил не один день. Мы решили не торопиться и оставили марсиан висеть в Лагранже-два, ожидая, что ты придумаешь, и, видишь, не прогадали.
— Решили, что если из-за меня начнётся гражданская война, или попытка переворота… Вот тогда десант и станет козырным тузом.
— Что-то вроде.
Пауза. И с энергией в голосе:
— Хуан, не переоценивай марсиан! Все понимали и понимают, что они — лишь декорация. Те, кто знают Лею, а главы ведущих кланов знают её давно и прекрасно, понимают, что она никогда не решится на использование этого фактора. Не решится использовать их ПЕРВОЙ, — поправилась Мишель, и это было важное уточнение. — У них по-прежнему развязаны руки, просто теперь нужно перепроверять, чтобы все их действия были сделаны ПО ПРАВИЛАМ, были легитимными. Но вмешался ты своей вендеттой, устроил в городе специальную и военную операции. Уничтожил не самую слабую бандеру и разорил один из четырёх центров притяжения криминального мира Венеры. Который тоже не стоит недооценивать, наш криминал несколько отличается от криминала метрополии, он в симбиозе с кланами, а не в противостоянии. Но главное, ты показал РЕШИТЕЛЬНОСТЬ. Что способен убивать врагов, и будешь это делать. И тебе плевать, кто перед тобой.
Они понимают, что сегодня это были «Мулифен» и гаучос. А завтра будет кто-то из них. Не спрашивай, откуда, я сама не в курсе, но они ЗНАЮТ, что взрыв в доме Феррейра — твоих рук дела. Ты ПОСМЕЛ тявкнуть на одного из них, причём самого жирного и могущественного. И только королева не дала тебе разобраться с ним серьёзно. То есть это МАРСИАНЕ декорация, Хуан. На фоне тебя, как личности. Не ангелов, не корпуса, не королевы — а тебя и только тебя. Человека действующего. На которого имеет виды её высочество инфанта, с полнейшего одобрения родителей.
— То есть, я зря тут бичую себя, что мной воспользовались, да? — ухмыльнулся я. Настроение пресекло нижнюю точку экстремума и пошло вверх.
— Да. Тобой воспользовались, терминология правильная. Но ты неправ в понимании, кто играл первую скрипку. Марсиане стали соломинкой, перешибающей спину верблюда. Народу показали страшных могучих инопланетян, атакующих город, с намёком, что случись что, и атака может быть не учебной. И аристократия зацепилась за эту картинку, демонстрируя, что наложила от вида двух дивизий в штаны. Бояться марсиан с такими страшными пушками можно, Хуан это не роняет их престиж. Бояться же пацана, одного единственного на всю планету, да ещё которому и двадцати не исполнилось… Это куда более мерзко и противно для их самооценки. Мы дали им сохранить лицо, чтобы не начать острую фазу внутреннего противостояния. Но умные люди всё равно понимают, кого они боятся на самом деле.
— Меня, — глухо констатировал я.