— Это говорит женщина, держащая меня на мушке?
Мишель вздохнула, но убрала пистолет.
— Нет. Просто там ждут сигнала тревоги «пятнашки». Я оставил их за оградой. И если увидят что-то непотребное, будут стрелять на поражение.
— В меня? — Мишель скептически хмыкнула, но Хуан скепсис не разделял, и было видно, за этим что-то стояло. Что-то, что ей сильно не понравится.
— В тебя. Возьмут и выстрелят. А мне это не надо.
— А что тебе надо? — Она тоже сложила руки и прислонилась к люку «Омеги». Ситуация напоминала ей гротеск, психбольницу… Но чёрт побери, это была слишком реальная психбольница, чтобы стебаться над нею.
— Не знаю. — Он покачал головой.
— Хуан, заканчивай играть в игрушки, — покровительственно ухмыльнулась она. — Распускай свою армию, достаточно крови. Поехали домой.
Он отрицательно покачал головой.
— Я не могу. Даже если захочу. Всё слишком далеко зашло.
— Что, твою мать, зашло! — вспыхнула она. — Mierda, Хуан, ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? Говори, что задумал! Я не Алиса, но тоже многое могу! Я помогу тебе откатить всё назад!
— Ты не сможешь. — Говорил он с убийственной серьёзностью — ей стало не по себе. — Даже если ты меня сейчас пристрелишь, ничего не изменится. Камень сорвался с обрыва и уже вызвал лавину. Её нельзя остановить, только возглавить. А если ты меня убьёшь… — Покачал головой. — Городу сегодня будет очень плохо.
— Господи, да не собираюсь я тебя убивать! — в сердцах воскликнула она и заходила вдоль машины. Нашла в кармане сигареты, подкурила. Рывком запрыгнула на капот. Задумчиво задымила, приводя мысли в порядок. — Хуан, я твой друг. И не ждала такой свинской реакции. В чём проблема?
— Друг? — Он ехидно оскалился. — Мишель, давай начистоту. Ты ни разу мне не друг.
Помолчал.
— Ты — кукловод, пытающийся воспитать личную марионетку. Сейчас в клане ты на важном посту, но на вторых ролях. Если же при твоей поддержке я чего-то достигну, у тебя появится колоссальное влияние, которое сейчас и не снилось. Ты придумала этот план если не тогда, когда я сидел у тебя в кабинете на собеседовании, то уж во время обкатки и боевого крещения — точно. Ты и постель со мной задумала задолго до, просто так получилось, что я вошёл в ту долбанную каморку, спутав тебя с Катариной. Без неё я оказался бы с тобой в горизонтальном положении позже, но непременно оказался бы. Ты «прокачиваешь» меня, но тебе на меня плевать. Твои действия — собственные инвестиции в будущее, а не помощь. И даже изменой Диего наши отношения никогда не считала — измена категория психологическая, или хотя бы физиологическая, а наши отношения это бизнес и ничего личного. Давай, говори, в каком месте я не прав?
— Продолжай, — кивнула она, выпустив жирную струю дыма.
— Продолжаю. Это классный план, сеньора полковник. А знаешь почему? — Хуан нервничал, и она не понимала, что это означает. — Потому что, блин, мне это нравится!
Он достал из пачки собственные сигареты и тоже подкурил. Только теперь она заметила в каком он находился плачевном состоянии. Еле стоял, чуток согнувшись. Лицо избитое — живого места нет. Ей стало его жалко, и это не только материнский инстинкт.
— Мне это нравится, Мишель, наши отношения, — произнёс он, выдохнув дым сквозь зубы. Его затрусило, и это было уже нервное. Он раскрылся перед ней, был искренен…
…То есть, сейчас — момент истины. Когда люди раскрываются ТАК, открывают тебе душу… Они становятся тебе или лучшими преданнейшими друзьями, если встретят понимание и ответный жест доверия, или заклятыми врагами, если увидят, что их попытка наткнулась на глухую стену высокомерия. Мишель, привыкшая к силовой дипломатии, привыкшая договариваться и давить всегда, если есть такая возможность, растерялась. Ибо она МОГЛА давить. Могла строить пацана и ставить на место. Но он её после этого возненавидит. Или развернётся и уйдёт. Или пристрелит — с него станется, хотя тут она, конечно, преувеличивает. Но она его потеряет. Ей тоже надо раскрываться в ответ…
…Но она поймала себя на мысли, что не может. Не хочет. Не перед ним, сопляком.
…Но придётся.
— Мне нравится твоя роль «мамочки», «наставницы» и «доброй тётушки», — продолжил он. — Что на словах ты эдакая строгая командир, а на деле постоянно мне что-то прощаешь и спускаешь с рук. Ты единственная, кто меня реально опекает, и кто делает это совершенно безвозмездно, пусть и в рамках долгосрочной стратегии. — Его голос приобретал всё более и более сильный эмоциональный окрас. — Мне нравится спать с тобой — ты богиня в постели. — Мельком оглядел её тело. — Нравится, что я в любой момент могу на тебя положиться, обратиться, и ты, единственная, не откажешь — хотя бы выслушаешь. Я подчеркну это, единственная. Любая другая сеньора твоего ранга или уровня играет в «магазин» — «я дам тебе то, а ты за это сделаешь это». А ты безвозмездна.