— Надежды увидеть его целым и невредимым совсем не оставалось. Мать же могла.
— Знакомый механик сказал, что он в отличном состоянии. Даже заверил в том, что за ним ухаживали все эти годы.
— Чудо! Не более того, — не найдя всему этому логическое объяснение.
— Не думаю, Рит. Он совершенно не был в пыли.
— Ну не мать же за ним следила. Скажи, что ещё на станцию техобслуживания отвозила. Она его на дух не переносила. Разобрать мечтала. А тут вдруг ни с того ни с сего пылинки сдувать стала. Не смеши, Макс.
— Я просто предполагаю, — не убеждаю. Сам не очень-то верю своим складывающимся в голове предположениям.
— Знаешь, что…Ты говоришь в отличном этот конь состоянии? — Рита всем корпусом разворачивается ко мне, и словно зовущая бровями на эдакую авантюру двигается на меня.
— Передал слова механика в точности.
— Хорошо. Поехали, — говорит, протягивая мне ладонь.
— Ммм? — В неполной мере вникнул в суть предложения.
— Да чего тут смотреть, его почувствовать надо. Ключике на базу, — хлопает требовательно ладошкой.
Через минуту Рита уже выгоняла из гаража свой байк на лёгкую прогулку. Поездка намечается лайтовой, поскольку необходимой для скоростных полётов экипировкой не обзавёлся. Обещано троекратно исправить этот неловкий момент. Рита заверила, что переживать не стоит: качество, безопасность и яркие эмоции она гарантирует.
— Я считал, что итальянцы не в твоём вкусе? — удобненько разместившись сзади на байке, припоминаю Рите о высказанных из её уст изречениях о моей чёрной шушлайке.
— Вкусы меняются, — подаёт педалью газа и стартует. — Держись, красавчик!
Глава 38. Макс, Рита
Со словом «держись» улетучились все сомнения в том, что я делаю что-то неправильное. Они мучали меня целыми днями. И напрасно. Она не только этим жила вдали от дома и живёт здесь и сейчас — это девочка умеет делиться. Так искренне, так честно и открыто. Тот кайф, которая она испытывает, сидя на байке, не может не передаться окружающим. Каждое движение, каждое слово — не случайность в ней. Потому недавняя договорённость с отцом не выглядит обезумевшей идеей, которую я намерен воплотить наяву. Я по-настоящему готов сделать это, ради того, чтобы она очутилась в реальности в своих мечтах. А я буду с ней рядом сейчас. Потом и всегда.
Эмоции от поездки зашкаливают. Я всецело погрузился. Скорость, ветер, адреналин вдруг стали неотъемлемой частью меня. Скорость не кажется высокой. Напротив, появляется чувство лёгкости, замедляющее всё вокруг, будто ты плавно и медленно паришь. Ветер подкидывает порцию свежего воздуха и заодно уносит не нужные из головы мысли. Ты освобождаешься, обновляешься, перезагружаешься. А адреналин тоже не промах — творит чудеса. Скинув большущий балласт, я ощущаю себя счастливым. Мышцы в теле расслабляются. Руки крепко сжатые вокруг её талии постепенно ослабевают. Но при этом, парадокс, близость и привязанность между нами усиливается. И я не один это заприметил.
Рита начинает сбавлять скорость и сворачивает на узкую пустую улочку. Когда асфальтированная дорога осталась позади и звуки, хотя и редких, но всё же проезжающих машин окончательно стихли, мотоцикл останавливается, и глушится мотор.
— Макс, — сняв шлем, Рита, не оборачиваясь, заводит разговор, — я не передумаю. Говорю лишь с целью, чтобы ты просто знал, что любые твои попытки меня разубедить не будут услышаны, — только изредка поглядывая в бок, продолжает сидеть спиной.
Я не перебиваю, не тороплюсь её убеждать, что это не так, и я теперь вместе с ней, в одном корабле. Слушаю и жду своего часа.
— В этих вопросах, касаемых моей зависимости, я давно стало глухонемой. Защитная реакция, юношеский максимализм — называйте это как хотите, — качающей головой словно закрепляет сказанное, — но от этого никаких звуковых колебаний не произойдёт. Полный штиль.
— Хорошо.
— Я серьёзно, Максим, — ставит подставку и встаёт с байка, смотрит на меня в упор. — Я продолжу участвовать в гонках. Против этого ты или нет.
Прибавляя уточняющие детали, чего она ждёт? Что я встану и сразу подрапаю отсюда? И не подумаю больше.
— Я понял.
— И что же изменилось за это время? — Подозрительно косится на меня.
— Всё, — встаю и подхожу к ней вплотную. — Я дурак, если тебя отпущу.
Пальцами беру её за подбородок и целую в губы. Она отпирается. Не девочка, а ураган. Если и проигрывать, то только с боем. Я дожимаю, игнорируя её протест. Она же хочет ответить тем же, губы то мягкие, не напряжены, а полностью отданы мне, но другие части тела пока что упрямятся.