– Вот… Почистить решил, – сказал Щукин и потупился, оглаживая старую ореховую ложу. – И вообще, мать – сколько можно ему в ящике-то париться? Над кроватью теперь пусть висит, глаз радует…
– Коль, ты же сам говорил, что нельзя.
– Ничего… Чужие сюда не ходят, а свои не выдадут! – он неожиданно весело подмигнул ей и стал собирать ружье. Сочно щелкнуло цевье, заставив Машино сердце отчего-то вздрогнуть.
– Чего боишься? К нему патронов-то уже давно нет, все отдал! Пойду к соседу за дрелью… – Щукин оценивающе взглянул на стену. – Надо пробку потолще выстругать… Зато красота какая будет, а? Мать? Рога лося еще повесим.
"Сам ты лось!…" – беззлобно подумала жена, но промолчала. По части ружейных дел она предпочитала с мужем не спорить, да и известие об отсутствии в квартире патронов успокоило женскую душу.
Выйдя на площадку, Щукин хлопнул себя по лбу – забыл на крыше топорик! И бегом – туда, одышка прихватила; но успел, слава Богу. Надо быть осторожней! И вообще… Хоть и доверял он жене, но о сегодняшнем решил промолчать. Во-первых, у Маши и так с нервами не в порядке, она периодически лечится, целыми неделями иногда на таблетках… У ее отца в молодости тоже были проблемы, а после войны его поразила болезнь Паркинсона, и Щукин побаивался дурной наследственности, а что все болезни от нервов – и ежу понятно. Как бы то ни было, лучше не рисковать… А во-вторых, знал уже, что понимания не будет. Будет скандал и паленое оружие придется сдать.
Маша жалела мужа. Как ни готовился к пенсии, а все ж ударила она пребольно, поддых. Мужик должен быть всегда чем-то занят, иначе быть беде… Пыталась приручить его к Слову Божьему, но вся эта мышиная возня не нравилась отставному военному, нестарому еще мужчине. Два года уже, как маялся он от безделья и тосковал. Но чем тут поможешь?…
Друзья подарили им овчаренка, однако очень скоро тот сдох от чумки. Чета сильно переживала смерть малыша, и животных решено было больше не заводить. Правда, Маше врач посоветовал аквариум завести, на рыб смотреть, чтоб нервы успокаивать. Долго мучились, но все же решились – все хоть что-то живое движется… Много есть не просит, не гадит, и не шумит, да и полезно. Поехали на рынок, сначала хотели стайку маленьких цветных рыбок, но Николай настоял на паре крупных, полосатых, как кабанчики – все как-то солиднее, без мельтешения…
От одиночества спасали старая верная "Волга", книги, телевизор, прогулки, нечастые теперь встречи с близкими людьми… Раньше супруг увлекался охотой – втянули те же друзья – потом огрузневшему майору стало тяжело бороздить луга и перелески в поисках зайцев и тетеревов, да и зрение вдруг подводить стало. Памятью осталось ружье с приятными словами на ложе, подарок институтского начальства к сорокалетию – за достойное несение службы.
Еще была дача, которую Щукины строили долго и терпеливо. Дом был чисто деревянный, пахучий – привезли здоровенный сруб из Твери, сто лет еще сносу ему не будет. Остальное доделывали сами, не один год. На участке ничего не выращивали, просто отдыхали там, хороших людей приглашали в баньку. В прошлом году Маша затеяла какие-то каменные сады со мхом, заставила мужа привезти целую груду валунов, да еще трубу провести так, чтобы был фонтанчик. Подполковник ворчал, но делал все, что скажут – а по иному и быть не могло.
Детей у Щукиных не было, и надеялись они только друг на друга, поддерживали, как могли; хоть и шипели иногда, но по-крупному не ссорились. Николай всегда полностью доверял жене – человеком она была трезвым и рассудительным; хоть и набожным в последние годы. Со скуки ли, от депрессий – все едино; он не очень-то верил в искренность ее увлечения, протестовал внутренне, однако помалкивал. Сам Щукин был не крещеным, и убежденным атеистом.
Днем началась отработка жилого сектора. По подъездам вовсю шарились опера, расспрашивали. Лазили на крышу Щукинского дома, но, конечно, ничего не нашли. Соседи вовсю обсуждали новость – около полудня в торцевом доме обнаружили мертвого мужчину, с дыркой в голове. Убитый оказался каким-то большим авторитетом, снимавшим здесь одну из квартир. Стреляли ночью, через открытый балкон – июльская жара не оставила бандиту шансов – и не было даже звона стекла, чтобы взбудоражить соседей.
Дом, в котором жил Щукин, шерстили по полной программе, но никто, как всегда, ни черта не слышал и не видел. Супруги пообещали позвонить, если вспомнят чего-нибудь подозрительное. Говорила в основном жена, подполковник согласно молчал, с равнодушным взглядом. Когда сыщик ушел, он понял, что лучше уже не рыпаться, повесят еще на него убийство… И зачем он связался с этой проклятой винтовкой?
К вечеру искурил пачку, за что получил мощный втык, ночью спал плохо – кашлял, снились кошмары: какой-то мужик с крыльями, типа ангела, но серый, с красным носом; что-то силился сказать ему, однако лишь безмолвно открывал рот, как полудохлый карп. Только после того, как Щукин встал и отлил, кошмар исчез.
На следующую ночь тоже выспаться не пришлось – истошно выла сигнализация, заставляя звереть сонный мозг. Эхо машинного вопля многократно усиливалось бетонным каре домов, изводя жильцов всего района. Маша приняла снотворное, Щукин же беспокойно ворочался, выходил на балкон, курил, безнадежно вглядываясь в темень двора и посылая туда резко матерные мысли. Под утро стерва стихла, дав людям немного поспать.
Следующая ночь прошла спокойно, но через сутки все повторилось.
– Коль, давай вызовем милицию. Надо же что-то делать!
– Ну, а что они сделают? Они прав никаких не имеют.
Ладно, мать, спи! – увещевал Щукин распалившуюся половину, – завтра выходной – схожу, разберусь, чья тачка…
Наутро подполковник вырядился в мундир и отправился искать хозяина. Машину нашел почти сразу, это был старый "БМВ" с выжившей из ума сигнализацией. Навели обозленные пенсионерки, лавочные тусовщицы; они же поведали Щукину, что хозяин здесь не живет, приезжает иногда к какой-то бабе из девятой квартиры, на третьем этаже. Хорошо, если бы с ним разобрались по-мужски – с надеждой добавили они, уважительно поглядывая на погоны Щукина.
Дверь квартиры неохотно приоткрылась, выпустив волну радиошансона. Сонную брюнетку оттеснил молодой румяный бугай в шортах и майке. Он недовольно почесал пах и спросил, чего надо.
– Это ваша машина по ночам орет? – подполковник взял быка за рога, показывая, что долго лясы точить не намерен.
Парень подумал и кивнул, но безо всякого смущения.
– Моя. И че?
– А то, что вы людям спать уже которую ночь не даете! Может, примете меры? Или хотя бы переставите? – казенно изрек Щукин и сам удивился своей дубовости. Потому что неожиданно понял, что ничего не добьется. Что сказать-то? Что в милицию пожалуется? Или что в морду даст? Смешно… Конечно, можно попробовать съездить в челюсть, но парень-то молодой и здоровенный, скотина, перевес явно на его стороне.
– Где хочу, там и ставлю, – спокойно сказал мужик, не двигаясь с места.
Щукин посмотрел куда-то ему в ноги, заросшие рыжеватой проволокой, промямлил "извините" и стал спускаться вниз. Слышно было, как бугай хмыкнул и захлопнул дверь. "Старею."
Всю ночь тачка орала с небольшими перерывами, реагируя на толпы привидений, пролетавших мимо… Жена уже не просила ничего сделать, мучилась, отвернувшись к стене; потом, наконец, заснула.