- Здесь так хорошо работать... А в общежитии я все время отвлекаюсь - нас трое в комнате, не считая гостей, - Вздохнула. Потом опять повеселела. - Знаешь, что? Этот... настоятель - он тоже хочет твой портрет! Так обрадовался, когда я сказала, что оставлю рисунок в церкви. Я, конечно, оставлю, я же для тебя рисую! Но не сегодня. Сегодня я даже не покажу тебе, что получилось.
Встала, аккуратно сложила листы в сумку. Стул и деревянную подставку унесла в кладовку, и я подумал: так вот о чем она говорила со священником!
Перед тем, как уйти, девушка еще раз подошла ко мне. Пообещала:
- В следующее воскресенье я приду пораньше. Хочу посмотреть, как солнце светит тебе в затылок.
Солнце просвечивало сквозь поля ее шляпы, освещало ее всю, пока она шла к калитке. И только когда девушка скрылась из виду, я вспомнил слова об общежитии. Художники - одни из самых важных людей на Земле, вместе с музыкантами и садовниками. И ей негде работать! А у меня дом в три комнаты, не считая кухни. Нам с кошкой всегда хватало кабинета с книгами, телевизором и кушеткой... К тому же, я слыхал, женщины любят кошек.
Надо предложить девушке пожить у меня. Только как это сделать? Сколько я ни ходил поздним вечером мимо городского парка, больше ее не встречал. А когда она приходит в церковь, я каменно молчу.
Несколько дней я мысленно решал эту задачу, и только в среду придумал: надо оставить возле постамента записку! Еще день я сочинял текст записки. Как обращаться к тому, чьего имени не знаешь?
В конце концов написал: "Пожалуйста, давайте встретимся в девять вечера в парке на том же месте". ...А как подписать? Имена ангелам дают люди, мне пока что не дал никто. Придумал! Надо нарисовать крыло. Крыло получилось похожим на ощипанную ромашку, но девушка художница, она поймет.
Перечитал. Записка получилась точь-в-точь приглашение на свидание. Смешно. Как будто я могу... А впрочем, могу, наверное. Хотя нет, зачем это ей... У нее наверняка есть парень. А я только по годам, проведенным на Земле, на десять лет ее старше.
Я успокоился и до субботы был доволен собой. А в субботу мне ужасно захотелось узнать, что все-таки девушка ответит, если я приглашу ее на свидание. И что скажу я? Пошучу, конечно. Что-нибудь вроде: "У тебя нет аллергии на каменный пух? Обещаю во время прогулки не линять и не хлопать крыльями!"
В воскресенье я вернулся во двор часовни задолго до рассвета. Спрятал записку в листьях клевера возле постамента - так, чтобы уголок торчал наружу - и приготовился ждать.
Семь утра. Священник открывает тяжелые церковные ворота. Четверть восьмого. Две женщины, помощницы священника, одна за другой поднимаются по тропинке. Та, что постарше, сразу идет в церковь, другая, побойчее и помоложе, обходит церковный двор. Подвязывает жимолость, отбрасывает с тротуара сухую ветку. Подходит к моему постаменту, сердито фыркает, наклоняется, брезгливо поднимает кончиками пальцев мою записку и, не глядя, бросает в ближайшую урну.
Никогда я не чувствовал такой беспомощности. Любительница порядка, чтоб ее...
Я так растерялся, что даже не заметил, когда на тропинке появилась девушка. Она шла быстрыми шагами, но, увидев меня, вдруг остановилась. Вопросительно взглянула мне в лицо:
- Ты сегодня расстроен, да? - (Интересно, как она это поняла по моему каменному благодушию?..) - А знаешь, ну его, это освещение! Продолжим в следующий раз. - Лукаво взглянула на меня. - Я придумала что-то, что может тебя порадовать. - Она убежала, и я уже не удивился, увидев, как она возвращается со священником, несущим стремянку. Когда мы остались одни, девушка сказала:
- Хорошо, что у тебя невысокий постамент... И что мы примерно одного роста.
Установив стремянку рядом со мной и пошатав ее для верности, она вынула из сумки упаковку влажных салфеток и нечто, напоминающее одновременно отвертку и лопатку для переворачивания котлет.
- Я быстро управлюсь, вот увидишь. А ты думай пока о чем-нибудь приятном.
Девушка поднялась на три ступеньки лестницы, и теперь была выше меня на голову. Я не понимал, что она собирается делать, пока она не принялась за мои засиженные голубями волосы. Орудуя лопаткой и салфетками, она наклонялась ко мне все ближе.
Если она и впрямь могла читать мои чувства, сейчас бы увидела только блаженство и... как это называется? Нежность.
Когда мои волосы были почищены и, наверняка, сияли под солнцем, словно новенькая монета, девушка спустилась вниз, придерживаясь за стремянку. Она устала, лицо и шея у нее блестели от пота. Отдышавшись, она поглядела на меня и улыбнулась.