Вечером – традиционный чай с вафельным тортиком, телевизор, альбом со старыми семейными фотографиями.
Часов в пять утра меня разбудили громкие всхлипывания. Казалось, плачет ребенок, и я в ужасе проснулся.
Плакала бабушка. Она лежала в кровати с мокрыми щеками.
– Ты что, ба? Что с тобой?
На улице светало, бледный свет пробивался сквозь занавески.
– Ничего. Все хорошо. Ты спи, я тебя разбудила? Замучила я вас всех, признавайся?
Меня поразила необычная четкость речи и свет, идущий из ее глаз. На секунду мне даже показалось, что глаза эти стали молодыми, как на старенькой фотографии девушки в длинном платье.
– Да нет, что ты.
– Я ведь все знаю, иногда кажется, что живу, как во сне. Просыпаюсь и вижу все четко-четко.
– А почему ты плачешь?
– Ты все равно не поверишь... Смеяться будешь...
– Не буду, клянусь. Что случилось?
– Ко мне прилетал ангел смерти и коснулся лица крылом.
– О, Господи, ба. Еще этого не хватало!
– Да, я чувствовала его прикосновение. Крыло у него было мягкое и теплое. Щекотно. И совсем не противно. Я в детстве всегда во время службы смотрела на ангелочков в церкви и жалела их – бедные, как же должно быть неудобно с крылышками.
– Это был просто сон, бабуль. Спи.
– Я видела маму, отца и брата. Они были молодыми, стояли около нашего дома и звали меня. А я, казалось, лечу. И потом мама сказала: как мы по тебе соскучились, а отец взял меня на руки, как в детстве и прижал к себе. От него пахло табаком и одеколоном, я за эти годы впервые вспомнила этот запах. И мне стало так хорошо, что я заплакала.
– Ба, тебе просто приснился хороший сон, – слезы неожиданно выступили у меня на глазах, я сел на кровать и погладил ее. – При чем здесь ангел смерти? Чушь какая-то.
– Мне точно так рассказывала бабушка, незадолго до ее смерти. Ее звали родители, а потом она почувствовала теплое крыло на лице, как будто ангел поднимает ее в небеса.
– Ерунда, это просто сон. И потом, ты же член КПСС, веришь в исторический материализм, и прочее, – мне вдруг стало неловко за свое ерничанье.
– Странно все это. Я сейчас, Сашенька, закрою глаза, вдруг я их еще увижу...
– Спи... – Почему-то мороз прошел у меня по спине. Мне показалось, что бабушка сейчас умрет, прямо здесь, рядом со мной.
– Нет... Ушли. – Бабушка открыла глаза. – Как жаль...А ведь я забыла мамино лицо. Если я скоро умру – не плачьте, может быть я увижу их.
Я вышел на кухонный балкон и закурил сигарету. Воздух пах той особенной свежестью, которая бывает на рассвете в лесу: росой, травами и влажной хвоей.
Вдалеке застучала колесами первая электричка. Я вернулся в комнату. Бабушка заснула и слегка похрапывала.
За завтраком все было по-прежнему. Бабушка, казалось, забыла о ночном видении, просила добавить молока в кофе, подавилась бутербродом и долго полоскала горло соком столешника.
Прожила она еще три дня.
Несмотря на поздний час, воздух на эстакаде аэропорта был влажным и горячим. Я чертыхнулся – тропики не подходили моему организму, мечтавшему лишь об арктическом воздухе, сером небе и вечных дождях.
Эстакада была пуста, если не считать нескольких такси, за рулем которых дремали колоритные тонтон-макуты в черных очках. Зачем им ночью нужны были черные очки – оставалось загадкой. Не знаю, почему я назвал их тонтон-макутами, впрочем, через пару дней выяснилось, что почти все водители такси в этом городе действительно были выходцами из Гаити. Такая у них была местная Гаитянская мафия.
Я ненавидел дальние поездки. Одинаково бездушные города, залы гостиниц, пахнущие синтетическими коврами и жидким кофе, повторение одного и того же, навязшего в зубах мотива. Даже в Новом Орлеане я умудрился не съездить в Французский квартал – был уже, и не один раз, на улице жара и черного цвета инопланетяне, надоело и ненавижу.
Кондиционер в такси не работал. Жизнерадостный водитель открыл окно, и я неожиданно почувствовал озноб. Что-то не так было в этом влажном воздухе, пахнущем болотными испарениями.
– Гребаные тропики, – процедил я сквозь зубы и предался мизантропическим размышлениям о тяжкой доле белого человека.
Город полностью соответствовал моим ожиданиям. Неприглядные хибарки, мобильные дома вдоль автострады постепенно сменились городским предлеском. Тут и там мелькали больницы, банки и страховые конторы. А вот и чаща – вымерший деловой центр с редкими группками подозрительных личностей у подножия небоскребов, а в центре этого центра – зеркальная башня-гостиница с подсвеченным разноцветными прожекторами фонтаном.