Переодеться, конечно, пришлось, сережки да кольца из котомки достать, над лицом поколдовать слегка. Служанка сиятельной все-таки! Аякс же трех друзей пригласил, бывших гладиаторов школы Батиата, как и он сам.
Лепешечника, что меня прогонял, на ночь на цепь у входа посадили, дабы постояльцев с тугим кошелем не отпугивал. А перед этим ему Аякс улыбнулся.
Вот и все хитрости. Нечем хвалиться.
Аякса похоронили три года назад. У его погребальных носилок я в последний раз плакала. Перед смертью он сказал: «Знаешь, в жизни всего двоих и боялся. Нашего ланисту – да тебя!»
К этому парню я и не подсаживалась, если бы гостинщик Ситтий, что заведение в порядок привел, удосужился соорудить в зале обеденной не четыре ложа, а, скажем, пять. И так, впрочем, тесновато, пройти почти что негде. Зато чисто, только потолок немного закоптился. Светло, масла для светильников не жалеют, от кухни запах пристойный. И шумят на слишком.
Все бы хорошо, но только ложа заняты. И тут сама виновата – решила сперва весь вечер в комнате, запершись, просидеть. Из опаски, понятно, и отдохнуть хотелось, лиц ничьих не видеть. Насмотрелась уже!
Заперлась, лепешку умяла, кислятиной разбавленной запила… И как начало вспоминаться! Все сразу – что недавно было, что давно, в подробностях, в картинках, в капельках кровавых.
Поняла – сейчас завою. Как лепешечник, что на цепи сидит.
Три ложа сплошь заняты, на них и смотреть не стала. На четвертом, дальнем, где светильников поменьше, всего один расположился. Один – не страшно, присяду в уголке, мешать не буду. И вид у парня приличный – лет двадцать пять, светловолосый, лицо…
Рассмотреть не успела – тогу заметила.
Римлянин!
Про все прочее и думать расхотелось. Это в самом Риме тоги все подряд носят, у нас на юге совсем иначе. Даже те наши, что римскими гражданами родились, тогу лишь по делу надевают, в Риме, к примеру – или в храме на Календы, потому что праздник не наш, римский.
А вот чтобы так, вечерком, в «Красном слоне», с чашей вина – и в тоге? Сразу ясно – кто!
А уходить противно. Все-таки на своей земле! Я – на своей, не этот!..
Поморщилась заранее, мальчишку-прислужника, что между ложами бегал, пальцам поманила…
– Госпоже здравствовать! Мне… Подвинуться?
И отвечать не тянуло, и обижать не стоило.
– Господину здравствовать! Госпожой называть не надо. Двигаться не надо!
Получилось, не хуже разбирательства у претора. Парень даже дернулся.
– Если мешаю, госпожа… То есть… Могу, если велишь, уйти… Меня зовут Гай, Гай Фламиний. Но я не из тех Фламиниев…
Точно, как у претора! А приятно, когда не тебя в допрос берут! Сейчас бы врезать: «А вот поглядим из тех – или из этих. На кресте враз разговоришься!»
– Папия Муцила! Не замочи тогу в вине, Не Тот Фламиний!
Все-таки разозлилась – до того, что римлянину настоящим именем представилась. Ой, зря! Молчи, язык, хлеба дам![2]
Внезапно он улыбнулся – бледно как-то, грустно.
– Самнитское имя… Тем, кто приезжает в Капую из Рима, не советуют надевать тогу. Особенно по вечерам.
Вот тут я его и рассмотрела. Не двадцать пять, поменьше. Прическа короткая, простая – и тога самая недорогая, грубой шерсти, чуть ли не домотканая.
А вот лицо приятное. Не из тех, что всю жизнь помнится, но… Помнится!
…И еще ямочки на щеках.
– Имя самнитское, но я из осков, Не Тот Фламиний.
Охотно кивнул, вновь улыбнулся, но уже совсем иначе.
– Ну, конечно же! Вспомнил! Консулами Государства Италия были Квинт Помпоний Сихон и Гай Папий Муцил, верно?
…А если бы я его в тот вечер, в тот самый миг, убила?
Здоровенный детина в короткой пестрой тунике лихо вставил два пальца в рот, кому-то подмигнул…
– Бэ-э-э-э-э-э!!!
Густая струя оросила ступени храма.
– Ух, ты-ы-ы-ы!!! – грохнуло со всех сторон. – Устругнул!
– Задницей у тебя лучше выходит! – скривил рожу другой, в такой же тунике, но с женским платком поверх плеч. – Клянусь Геркулесом Победителем, я попаду на целый локоть дальше!
Тоже подмигнул, отмерил расстояние шагами, вернулся на место. Два пальца в рост.
– Да не части, как жрец на Луперкалиях!
Слова девицы, стоявшей поблизости на четвереньках, относились не к соревнователям, а к четвертому участнику действа, пристроившемуся в той же позиции как раз позади нее.
Детина в женском платке скорчил героическую рожу…
– Бэ-э-э-э-э-а-а-а-а!!!
– Ух, ты-ы-ы! Ну, и струя, как у Нептуна, на локоть, точно! Ух, ты-ы-ы-ы!!! Во дал, а?
– Да не части ты, кролик! И-раз! И-раз!
– Бэ-э-э-э-э-э-э-э-э-а-а-а-а!!!
– Пошли, – повернулась я к Аяксу. – Насмеялась!
Заезжие мимы тешили народ прямо на форуме славного города Капуи. Угораздило меня сюда попасть именно сейчас! Хотя… Надо же взглянуть, как здешние граждане веселятся?
– Госпоже Папии не понравилось?
Мы с Аяксом прогуливались по Дороге Сципиона. По сторонам я не смотрела – нагляделась уже. Улица вроде римских, пошире только, и деревья иногда попадаются. А так… Дома под желтой черепицей, толпа, кто в рванье, кто в тоге, потные парни, волокущие очередные носилки-лектику.
– Побереги-и-и-ись!
Ну вот, еще одни.
– Госпоже очень понравилось, – наконец, откликнулась я. – Любовника застают у чужой супружницы, а муж с приятелем, позабыв об том, устраивают Олимпийские игры. Смешнее некуда, клянусь Геркулесом Победителем… И я тебя просила не называть меня госпожой!
– Так я же на службе! – хмыкнул одноглазый. – Пока ты мне платишь – ты госпожа. Да и услышать могут. Люди, они ушастые, заметят, как я тебя по имени называю. Чего подумают, а?
Последние слова прозвучали, само собой, вполголоса.
Тут он был прав. Со стороны же мы смотрелись хоть куда: девица, не из свободных, но и не из бедных, с хитрой прической, в тунике и накидке-палле штучной работы, с браслетами и серьгами. То ли служанка из ближних самых, то ли «волчица» побогаче. При ней же хмурый здоровяк с кинжалом – дабы всякая шваль переулками обходила.
Аякс тоже не оплошал: и туника новая, и сандалии, и черная повязка на глазу. Побрился даже.
За эти дни Капую я хорошо узнала, изучила, можно сказать. Многое вспомнилось, многое заново увиделось. Не Рим, конечно, да и хорошо, что не Рим. В Капуе хоть улицы прямые. Если не широкие, то римских все же пошире. И разобраться легко, не надо на каждом шагу дорогу спрашивать. В Риме же, чтоб ему сгореть, только муравей жить может. Говорят, «лабиринт». Как же! Видела я рисунок Лабиринта в свитке одном; дворец это на Крите, где Минос в годы давние жил. Там все проходы прямые, ровные, римским улицам не в пример. Не зря, наверно. Дед мой говорил: «Защищать легко, брать трудно». Сама не слыхала, но бабушка запомнила, пересказала.
Знакомиться же я пока ни с кем не спешила. Подмигивали мне, понятно, и даже пытались намекнуть, не прислать ли сводню. Но тут уж Аякс был начеку.
С городом все было понятно, со здешним народом – тоже («Бэ-э-э-э-э!»), к тому же госпожа моя, сиятельная Фабия Фистула, что-то излишне мешкала, не спешила.
Вот именно о ней, о сиятельной, самое время подумать.
– Здешние матроны по улицам пешком не ходят, Аякс?
– Это точно, госпожа Папия, не бьют ножек. Только в носилках и увидишь. Страх как гордые!
– А как бы нам на них поближе взглянуть?
– Порассмотреть и пощупать, да? Ну… Или в гости напроситься по наглому – или на гладиаторских боях. Все они там бывают!
– Угу.
Гладиаторскои бои? Это совсем рядом с Островом Батиата: школа, за ней Цирк Аппия. Представление, кажется, послезавтра.
…А почему я «угу» сказала? Учителя вспомнила?