Виновато тряхнув головой, я снова прислушалась к словам пре… а, ладно, Циркуля. И даже за ручку взялась, решив посмотреть, что будет, если я попробую их записывать. Это занятие оказалось чрезвычайно полезным. Во-первых, я обнаружила, что и писать стала очень быстро, во-вторых, ни на что больше не отвлекалась, и в-третьих, в очередной раз убедилась, что запоминаю изложенное на бумаге намного тверже, чем услышанное.
Так и подошел конец следующего занятия. Услышав уже знакомую фразу о подготовке запроса на дополнительные материалы, я мгновенно схватила два листика, написала на одном «Агрессия человека как причина войн» и «Можно ли отменить регистрацию, чтобы выбрать другое место в аудитории?» на другом, без каких-либо приключений открыла канал связи и опустила туда свои листики — один за другим. Они исчезли где-то в глубине стола.
Мои колибри уже взвились со своих мест и, снова расчирикавшись, двигались наверх. Я так и не решилась к ним подойти. Мое общество их явно не интересовало, да и записи с предыдущих занятий мне уже расхотелось у них просить — вряд ли Циркуль рассказывал им что-либо, кроме сухих фактов, мест и дат.
В своей комнате я сразу же подошла к столу, но никаких новых книг там не появилось. Наверно, еще не успели, подумала я, представив себе, сколько запросов в день вот тем смутно-неуловимым «им» приходится рассматривать. Ничего, у меня пока еще есть, чем заниматься — сев за стол, я протянула руку к стопке книг. И прямо на ней обнаружила два моих листика — по крайней мере, точно таких же, даже тех же цветов.
На каждом из них даже мой вопрос был — только аккуратным печатным шрифтом. И ответ к каждому из них: «Явление агрессивности человека будет рассмотрено в последующих курсах» и «К сожалению, процедура перерегистрации не предусмотрена».
Терпение, вдруг возникло у меня в голове еще одно новое-старое слово. Я ни секунды не сомневалась, что это была эмоция, или качество характера, или умение, или просто состояние, но Бабочка во время наших первых разговоров ни разу не упомянула о нем. А оно мне сейчас почему-то очень важным показалось. Может, оно у меня тоже раньше было, не только одно раздражение?
Кстати, вдруг поняла я, несмотря на двойной отказ, никакого раздражения в тот момент я не почувствовала. Вот когда Бабочка предложила мне сообщать ей о малейшем дискомфорте, а потом отказалась просто кровать переставить, оно было. А еще Бабочка говорила, что с раздражением мне придется бороться — может, потому терпение мне и вспомнилось? Может, это и есть способ преодолеть несвойственное Ангелу чувство?
Отлично, подумала я, этих книг мне надолго хватит, а там и последующие курсы подоспеют.
Мои дополнительные книги, однако, закончились раньше, чем курс истории. Новые я не стала просить — этот первый курс сжался для меня в более короткий промежуток времени, и мне постоянно приходилось мысленно возвращаться от услышанного на занятиях к прочитанному в книгах и наоборот, чтобы выстроить цельную картину развития человечества.
Очень скоро такие размышления превратились для меня в самую настоящую необходимость. Я и вопросы на занятиях не задавала, потому что мне казалось намного более важным самой до ответов на свои вопросы додуматься, чем услышать их от преподавателя, да еще и в его безжизненной манере.
Я уже с нетерпением ждала окончания каждого занятия и уходила с них одной из первых — мой с виду неудачный выбор рабочего места на поверку оказался очень удобным. С другими студентами перед началом занятия и в его конце я обменивалась приветственным кивком и помахиваем руки, но и только. У них определенно уже образовалась устойчивая компания, и вторгаться в нее мне совсем не хотелось. Наоборот, с каждым днем во мне крепло желание как можно быстрее выучиться и стать наконец-то настоящим Ангелом. Я не знала, зачем и что я буду потом делать, но почему-то это казалось очень важным — наверно, мне хотелось поскорее начать самой свою судьбу определять.
Как, впрочем, выяснилось, в комнате мне не очень думалось. Сидеть за пустым столом — книги с него исчезали по мере прочтения — и смотреть на пустую же стену было как-то… глупо. Вместо того чтобы анализировать новый материал, я почему-то начинала представлять себе, как можно сделать ее менее пустой, украсить ее — то картиной, то зеркалом, то вообще каким-то штуками, которые не имели никакого смысла, просто выглядели симпатично.
К кровати — после первой же попытки на ней поразмышлять — я тоже больше не подходила. На ней я сразу же — по привычке, наверно — провалилась в свою пустоту, которую, правда, уже и пустотой нельзя было назвать. Она оказалась битком набита людьми и Ангелами — каким-то образом я их различала и даже не удивилась этому. Но самое главное, что и те, и другие без остановки сражались — друг с другом и между собой. И вместо того чтобы максимально эффективно усваивать новую информацию, я раз за разом и безуспешно пыталась остановить их…
Оставалось лишь ходить по комнате. Всякий раз, подходя к огромному, во всю стену окну, я бросала мимолетный взгляд на дворик за ним. В один из первых дней после его появления я попыталась выйти туда, но окно не открылось — ни внутрь, ни наружу — и я забыла о нем, увлекшись книгами. Сейчас же меня к нему просто притягивало.
Любопытство, строго изрекла память, и я снова мгновенно узнала это слово. В нем было что-то волнующее, но и неловкое, что не стоило выставлять напоказ — вроде моей склонности Ангелов другими именами наделять. Но ведь здесь-то меня никто не видит!
Став на цыпочки, чтобы рассмотреть, что скрывается за кустарником, ограждающим мой дворик, я оперлась рукой об окно для равновесия. Не помогло, но я всего чуть-чуть до края густой живой изгороди взглядом не дотянулась. Накатило раздражение. Терпение, напомнила я себе. Раздражение пристыжено замолкло. А вот любопытство, воодушевленное отсутствием публики, нет. Терпение каким-то образом нашло с ним общий язык, посоветовав мне подпрыгнуть. И общими усилиями мы пришли к совершенно неожиданному результату.
Только-только я оторвалась от пола, рука у меня скользнула по стеклу в поисках новой точки опоры для сохранения равновесия… и следом за ней скользнуло в сторону окно. Оказалось, что выход во дворик открывается так же, как доступ к каналу связи. Я запомнила, что терпение гасит раздражение, а в паре с любопытством открывает новые горизонты.
Уже через пару дней мне захотелось открыть более дальние горизонты. Во дворике думалось не намного лучше, чем в комнате. Для начала все в нем напоминало мне смену цвета в моей комнате. Густой кустарник был приятного темно-зеленого цвета и пол… нет, земля была покрыта яркой… травой. Очень мягкой, почти шелковистой наощупь.
А вот столик с креслами и шезлонг были белыми — пронзительно белыми на фоне зелени. Кресла оказались очень удобными, но столик был слишком… пустым. На нем, так же как на стене над столом в комнате, мне постоянно виделись какие-то непонятные предметы. Чашки, тарелки, ваза, скатерть, услужливо подсказывала мне память, не объясняя их назначения.
И это второе кресло… Стул в комнате возле стола ни разу не вызвал у меня никаких вопросов, а вот это пустое кресло рядом со мной казалось почему-то неправильным. В нем тоже чего-то не хватало.
Шезлонг мне вообще настолько странным показался, что я к нему даже подходить не стала. То ли стул, только к работе как-то не располагает, то ли кровать — глядишь, опять в пустоту затянет.
Непонятное сооружение слева, правда, было темно-коричневым, потому не так в глаза на зеленом фоне бросалось. Но не становилось от этого менее загадочным. Оно мне с первого раза невысокий мостик напомнило, но мостик — снова включилась память — должен быть через что-то, например, через реку или ручей… А это что такое? Вода, обрадовалась память моему интересу, движущаяся горизонтально в одном направлении. Опять вода?!
Тряхнув головой, чтобы избавиться от этого наваждения, я тут же получила другое. У меня вдруг появилась полная уверенность, что вся эта роскошная трава смотрелась бы намного лучше, если бы в ней виднелись, то там, то здесь… цветы, яркие разноцветные цветы. А еще хорошо бы, чтобы ее разделяла на две части… дорожка. Неширокая, усыпанная светлым хрустящим песком или гравием… Да откуда эти все слова взялись? Идущая прямо от моего окна… нет, стеклянной двери к… А почему туда?
Чувствуя, что у меня уже голова кругом идет от очередного водопада (Опять?!) каких-то неуместных слов, я твердо велела памяти умолкнуть, повернулась спиной к противоположному от окна концу дворика и пошла к мостику-немостику. Хватит раздумывать над непонятными и, судя по всему, ненужными образами из моей прошлой жизни — в нынешней вот этот объект реален, лучше разобраться, для чего он предназначен.
Естественно, то, что я назвала по старой памяти мостиком, таковым не оказалось. Едва ступив на него, мне пришлось тут же ухватиться руками за перила — его поверхность двинулась мне навстречу. Я пошла по ней — она ускорила движение. Я побежала — она понеслась вскачь. Я замедлила шаг — она тоже успокоилась.
Восторгу моему не было предела. Я уже заметила, что мне лучше всего думается на ходу, но комната моя, да и этот дворик были очень маленькими — буквально пару шагов, и приходилось разворачиваться. А здесь можно было идти и идти, и никакое мелькание окрестностей по сторонам не отвлекало…