— Честно говоря, да, — неловко замялась я. — Тут неподалеку обнаружился совершенно замечательный… парк, — почему-то вырвалось у меня именно это слово. — Я не заметила там никаких ограничительных знаков…
— И нужно понимать, что именно там у Вас и возникла надобность во встрече со мной? — Она чуть прищурилась, заботливо глядя на меня.
Я ей все рассказала. Про первую встречу с сумасшедшим Ангелом. Про вторую почему-то нет. Мне не хотелось говорить о странной реакции необычного Ангела на нее — не в нем же дело, правда? Не появись этот ненормальный, мы бы просто гуляли, оживленно беседуя. Я снова почувствовала укол раздражения.
— Ситуация действительно необычная, — выслушав меня, медленно заговорила женщина-Ангел. — Если она вызывает у Вас опасения, могу Вас успокоить — акты насилия в нашем обществе невозможны, это заложено в самих его основах. Я, конечно, наведу справки об этом Ангеле, но сейчас, пожалуй, не это главное. Главное — какую реакцию у Вас вызывает такая бесцеремонность, — закончила она с явно вопросительной интонацией.
— Мне это неприятно, — просто ответила я, не зная, как описать словами всю ту смесь удивления, испуга, раздражения и еще чего-то, чему память не могла подобрать определения.
— Тогда Вам не нужно это скрывать, — одобрительно кивнув, уверила меня женщина-Ангел. — Какие бы аномалии среди нас ни случались, назойливость нам не присуща. Вам нужно всего лишь сказать, что такое внимание Вас тяготит. Только спокойно и твердо, — добавила она, поднимаясь.
На следующий день я обнаружила, что женщина-Ангел не только выполнила свое обещание собрать сведения о ненормальном Ангеле, но еще и мне их передала. Я обнаружила их у себя в комнате, в которую вернулась сразу после занятия — необычный Ангел снова после него задерживаться не стал.
Текст, который я нашла у себя на столе, оказался достаточно коротким. Сумасшедший Ангел был Ангелом-хранителем. С большим стажем. Который потерял своего последнего человека. Почти доведя его, вполне успешно, до конца жизни. Каковая потеря обычно является крайней редкостью и тяжелейшим ударом по хранителю. После чего он должен сам решить свою судьбу. Возможные альтернативы такого решения: реабилитация, переквалификация или… аннигиляция.
Мне его даже жалко стало. На один миг. Но потом я подумала, что он, наверно, решил, что обширный опыт навсегда застраховал его от любых возможных ошибок — вот и получил… удар. По одному только самолюбию, похоже. И сейчас, вместо того чтобы смирить эту типичную, по-видимому, самоуверенность и искать наилучший способ восстановить свое доброе имя, он каких-то старых знакомых разыскивает после долгой отлучки!
Нет, решила я, если мне удастся наставить его на путь истинный, вернуть его к осознанию реальности, значит, я действительно не зря всю свою земную жизнь к Ангельской миссии стремилась.
После этого я каждый день выходила в парк. Делать все равно больше нечего было — из-за этого сумасшедшего я таки лишилась своего единственного собеседника, который отныне был со мной безупречно вежлив, но после каждого занятия немедленно отправлялся к себе. Ну и ладно, я тоже сосредоточилась на своей великой задаче.
Выполнить ее, однако, мне никак не удавалось. Нет, ненормальный Ангел всякий раз появлялся, как только я до парка добиралась. Но ко мне больше не приближался, словно почуял мои намерения. Вместо этого он, постоянно оставаясь у меня на виду, вообще какие-то безумные выходки принялся вытворять. То по деревьям скакал, как обезьяна, то на руках вместо ног ходил, то исчезал и тут же появлялся в другой одежде…
Нет, ну это просто переходит все границы! Он словно провоцирует меня…
Вот тогда и пришло мне впервые в голову, что не случайно он здесь появился, что никакой он не сумасшедший, что это не я пытаюсь доказать себе, что достойна Ангельской жизни, а меня проверяют на пригодность к ней. Какое уж тут ровное спокойствие и твердость!
Когда он исчез в очередной раз и не появился сразу же, я даже обрадовалась — хоть отдышусь немного. Не успела. Он появился — прямо возле меня, так близко, что плечом моего плеча коснулся.
Я невольно отшатнулась, чуть не упав. То ли сумасшедший, то ли меня с ума сводящий Ангел дернулся, чтобы подхватить меня — и эта деланная забота переполнила чашу моего терпения и погасила искру любопытства. И раскалила раздражение добела.
— Да что Вы ко мне привязались? — самым неприличным образом взвизгнула я. — Что Вам от меня нужно? Что я Вам сделала? Зачем Вы меня провоцируете? Специально, чтобы меня выгнали? Вам мало, что Вы человека на земле потеряли? Вам теперь и мне нужно жизнь испортить?
Ну, вот он и добился своего, мелькнуло у меня в голове. Вот оно, искомое раздражение, недостойное Ангела, которое я явно не научилась подавлять. Но вместо радости, или хотя бы удовлетворения, я неожиданно увидела в его глазах — близких и просто притягивающих — … боль. Мне не память это слово подсказала, оно само возникло, как только эта боль во мне эхом отозвалась.
Как только он исчез.
Глава 4. Наказание
Когда-то я был молодым и наивным и думал, что ярко выраженная эмоциональность типична только для жизни на земле, а в родных пенатах мы руководствуемся в своих действиях взаимопониманием, взаимоподдержкой, взаимовыручкой, и вообще из всех чувств испытываем только чувство локтя.
Я и на земле старался согласно этой установки поступать. По крайней мере, большую часть времени. И уж точно поначалу. Это уже потом за меня взялись земные… обстоятельства, и чтобы выжить в них, в смысле здравый рассудок сохранить, пришлось земным правилам следовать.
В результате у меня возникли — пару раз — внештатные ситуации. Ну, ладно-ладно, не без моего участия, что вовсе не равносильно умыслу! И вот тогда-то я и узнал — с огромным удивлением — что эмоции и нам не чужды. Хотя и с различной степенью сдержанности.
Я столкнулся со сдержанным чувством юмора и сдержанным же неодобрением у своего руководителя, со значительно менее сдержанной насмешкой со стороны руководителя Анабель, уже почти совсем несдержанным вызовом от внештатников и просто открытой враждебностью наблюдателей.
Тогда я решил, что чувства эти проявляются в родных пенатах только в чрезвычайных ситуациях, связанных с землей, и вызваны всего лишь непониманием реалий жизни на ней. Но в самом страшном земном кошмаре мне не могло привидеться, насколько изощренными в проявлении этих чувств могут оказаться некоторые из моих коллег.
И не надо мне ничего говорить — я догадываюсь, что решение о моем наказании где-то наверху принималось. Но хотелось бы знать, кому проработку его деталей поручили. Очень хотелось бы однажды узнать, у кого такое садистское чувство юмора обнаружилось.
Разыскать место, где держали Татьяну, оказалось проще простого. Я бы и без плана Стаса справился, он мог бы мне только направление указать. Впрочем, и в нем особой надобности не было, как только я из этого здания выбрался. Пожалуй, я бы и выход сам нашел, если бы голова более важными проблемами не была занята.
С другой стороны, мой вопрос: «А как отсюда выйти?», когда Стас вручил мне набросанный на скорую руку маршрут к наставникам, явно произвел на него сильное впечатление. Что, я думаю, мало кому удавалось.
— Ты вообще хоть что-нибудь знаешь? — изумленно уставился он на меня.
— Знаю, — со скромным достоинством ответил я. — И много чего такого, о чем ты даже не догадываешься. На земле. Где я, собственно, и нахожусь все время. По долгу службы. Выход где? — счел я свое объяснение достаточным.
— У администраторов, естественно, — пожал он плечами. — На их этаже, дверь напротив на лестнице.
Естественно, подумал я. Естественно, кто еще может стеречь вход в ангельские пенаты? Кому еще могли доверить ключи от заветных ворот? Это к вопросу о равенстве между нами. С них станется еще и отпирать эти ворота только в официальные часы приема.
— А они где? — решил уточнить я.
— Этажом ниже внештатников, — снова фыркнул Стас, но от дополнительных ремарок воздержался.
Ага, похоже, вопрос о правомочности узурпации администраторами контроля над стратегически важным объектом не только у меня возник, раз они силовым подразделением прикрываются.
— Ладно, спасибо, — поблагодарил я Стаса, поворачиваясь к выходу, и вдруг заметил в углу возле двери стеллаж со множеством самых невероятных у нас предметов.
— А это что? — поинтересовался я, смакуя внезапно возникшую мысль.
— Сувениры, — коротко ответил Стас, уже берясь за какие-то документы. — Изъяты при задержании.
— Я одолжу? — небрежно бросил я, кивая на лежащую на самом видном месте бейсбольную биту.
Стас резко поднял голову. Затем почти вскочил, в два прыжка оказался рядом со мной и быстро обхлопал меня со всех сторон.
— Без самодеятельности, — уже чуть спокойнее рявкнул он. — Я, по-моему, сказал, что с внештатниками сам разберусь.
— Да мне для отвлекающего маневра! — старательно изобразил я оскорбленную невинность. — Та парочка ведь полностью проход на лестнице перекрыла. Как мне мимо них протиснуться? Пока ты разберешься, они меня под домашний арест уже упекут.
— Для отвлекающего маневра, — он пошарил глазами по стеллажу, — тебе и этого хватит. — Он протянул мне теннисный мяч, вытащив его из дальнего угла на нижней полке. — И чтобы вернул.