— Увидите, — небрежно качнула она головой. — В учебной аудитории на каждом рабочем месте есть канал запроса дополнительной информации. Отправите мне обращение, и я свяжусь с Вами при первой же возможности.
— А как мне в эту аудиторию попасть? — У меня уже голова кружилась, вместе с вереницей мыслей в ней.
— Вам нужно будет всего лишь пройти через эту дверь, — указала она рукой себе за спину. — А сейчас я Вам советую ни о чем не думать. Просто погрузитесь в свою пустоту и постарайтесь получше настроиться — завтра у Вас начинается по-настоящему новая жизнь.
Ну да, конечно, ни о чем не думать! У меня в ту пустоту набилось все, что я пыталась раньше вспомнить, да и еще какие-то смутные, неуловимые образы — это я, наверно, новую жизнь представить себе пыталась. Почему мне до сих пор ни разу не захотелось даже открыть свою дверь? Вскоре у меня появилось новое ощущение, которому память тут же название подобрала — паника. Я пыталась взять себя в руки, твердо велеть всем воспоминаниям исчезнуть… но ничего не выходило, пока среди них не появилось все то же слово «Ангел». Оно уверенно и решительно вытолкало их всех из моей пустоты и принялось парить там, словно охраняя ее границы…
На следующий день мне все еще было страшновато, но похоже, что это единственно оставшееся в моем сознании слово «Ангел» все же передало мне свою уверенность. И выбор одежды для первого выхода в свет помог отвлечься. Вдруг я почувствовала, что пора. Я подошла к двери, открыла ее и вышла, наконец, из своего кокона.
Глава 2. Наваждение
Тьфу ты, это же надо, чтобы такая муть приснилась!
Я резко открыл глаза, пытаясь стряхнуть с себя видение белесой мглы и размытых пятен двух фар, неумолимо надвигающихся на меня…
Да нет же, вот она — моя родная гостиная! Тепло, уютно. Ощущение ужаса постепенно отступало. Хотя нет, не очень-то и уютно… А что это я в одежде спал?
В голове мелькнули обрывки воспоминаний о вчерашнем скандале. Ну, скандале не скандале, но Игорь определенно возомнил себя в последнее время невесть кем. Ехать он, понимаешь, куда-то собрался — на моей, между прочим, машине! Еще и огрызаться на каждое разумное возражение моду взял! Татьяна, естественно, стала на его сторону — хотя любой здравомыслящий… даже человек поддержал бы меня в том, что ехать куда-то в такую метель…
А, так вот откуда этот жуткий сон взялся!
Ну, сейчас они у меня все получат — отца семейства до кошмаров доводить!
Я повернул голову, размышляя, сразу ее будить или отложить воспитательный момент, пока переоденусь и в душ схожу… и замер. Татьяны рядом не было. Как это она раньше меня встала?
Через мгновение я обнаружил, что раньше меня она не вставала — она просто вообще не ложилась. Ее половина дивана была не расстелена. Моя, как выяснилось, тоже. Выходит, я проспал всю ночь в одежде, на покрывале — как бедный родственник, которого из жалости на пару часов отдохнуть пустили? В моем собственном доме? Который я заработал тяжким хранительским трудом и чудесами изобретательности перед лицом дисциплинарной комиссии?
Татьяна! — возмущенно рявкнул я, принципиально отказываясь идти ее искать.
Реакции не последовало. Никакой. У Игоря в спальне, небось, сидит — ждет, пока ненаглядное чадо проснется, чтобы пожалеть его, тираном-отцом обиженного…
— Татьяна! — еще громче заорал я, вспомнив размеры честно заработанных апартаментов.
Опять тишина. Полная тишина. Если бы она в душе была, я бы шум воды слышал. А если она на кухне — не Игоря жалеть, а меня завтраком задабривать собирается? Там после вчерашнего застолья много чего, по-моему, осталось, но она ведь даже если подогревать что-то возьмется — все испортит.
Меня словно вот тем ледяным ветром с кровати сдуло.
Домчавшись до кухни, я резко затормозил, чтобы войти в нее с подобающим случаю строгим видом. Все усилия пропали даром — в кухне никого не оказалось. Завтрака на столе тоже. Ну все, теперь пусть оба не обижаются…
— Я очень хотел бы узнать… — холодно начал я, рывком открывая дверь в комнату Игоря.
Вот именно — я очень хотел бы узнать, куда они все подевались, подумал я совсем не холодно, в полном ступоре осматривая пустую комнату нашего сына с также нетронутой кроватью.
Через пару минут моя квартира уже не показалась мне такой большой — именно столько времени мне понадобилось, чтобы всю ее обыскать. Я галопом пронесся по коридору, обеим ванным, снова гостиной, снова кухне — их нигде не было. В доме никого не было.
Я присел к столу на кухне, лихорадочно размышляя. Неужели Игорь все-таки уехал? Да нет, не мог он машину без спроса взять. А, да, с ним же Дара… нет, Дарина… ладно, некогда выговаривать — Дара была, принцесса его темная. Эта его могла на что угодно подбить. А Татьяна за ними, что ли, увязалась — вместо того, чтобы твердо запретить ему самовольничать, или хотя бы меня разбудить, чтобы я это сделал? Ну, не дай Всевышний, я машину сейчас во дворе не обнаружу…
Я рванулся к окну. Первым делом в глаза мне бросился любимый вид. Сейчас заваленный снегом, конечно, но лента реки отлично просматривалась между заснеженными деревьями на ее берегах. Чего не скажешь про машину. Та часть двора, где я ее обычно парковал, из кухни была не видна. Ладно, я сейчас с балкона… Мне вдруг очень захотелось глотнуть морозного зимнего воздуха, чтобы в голове хоть чуть-чуть прояснилось.
В гостиной я рванул дверь балкона на себя. В смысле, попытался рвануть. Ее ручки не поворачивались. Совсем. Я остолбенело уставился на них. Мне, что, вторая серия снится? Или это они их заблокировали, чтобы время для побега выиграть? Так я на улицу сбегаю, меня сейчас ногами быстрее, чем лифтом, снесет…
Я ринулся к входной двери, схватив на бегу, не глядя, куртку с вешалки. Поймал я, однако, пустоту — куртки на вешалке не оказалось. Ах, она ее еще и спрятала! Решила, что без нее я не выйду, побоюсь простудиться? Не дождется! Сейчас я точно не заболею — меня вон уже так трясет, что все вирусы поотскакивают.
Замки на двери тоже не поворачивались. Так, это у меня руки трясутся. Нужно взять себя в руки. Как можно взять себя в трясущиеся руки? Ничего, в трясущиеся руки можно взять что-нибудь другое. За все эти годы никакого особого инструмента у меня так и не накопилось, но молоток точно где-то в кладовке был.
Молотка в кладовке не оказалось. В смысле, я не знаю, может, он там и был, только ее дверцы тоже не открывались. А также дверцы шкафа, в который Татьяна могла мою куртку спрятать. А также дверцы всех других шкафов. А также шкафчиков на кухне. А также холодильника.
Уже ничего не соображая, я принялся лихорадочно нажимать на все кнопки всех приборов, которыми Татьяна нашу кухню напичкала. Ни одна из них не нажалась. Вот кто бы мне еще вчера сказал, что я буду целостность своего рассудка всякими чудесами техники проверять…
Господи, телефон! Обхлопав себя по всем карманам с абсолютно ненужной силой, я обнаружил мобильный именно там, где всегда носил его — в заднем кармане джинсов. От облегчения у меня прямо ноги подкосились. Ненадолго, правда. Кнопка телефона нажалась, но на экране это никак не отразилось. Ну, понятно, я же на нем спал — включил во сне случайно, вот он и разрядился.
Ящик стола, в котором лежала зарядка, тоже не открылся.
Я медленно вернулся на кухню и подошел к окну, чтобы если не вдохнуть морозного воздуха, то хоть посмотреть на знакомый и любимый пейзаж — для прояснения сознания. Чуть-чуть прояснившись, сознание тут же подсказало мне, что что-то не так.
Понятно, зима, новогодние праздники, метель — но чтобы за пять минут ни одна машина по дороге не проехала, ни один человек не прошел, ни одна собака не пробежала, ни одна птица в небе не пролетела? Присмотревшись, я заметил, что и свинцовые тучи в небе не движутся. Передо мной была абсолютно застывшая картина. Словно нарисованная. Очень реалистично нарисованная.
И вот тут-то на меня… чуть не сказал, озарение снизошло. Не озарение это было, а осознание, и не снизошло оно на меня, а рухнуло махиной вот этих самых свинцовых небес.
Никакой это был не сон. Ни тогда, когда я проснулся, ни сейчас. Это была самая что ни есть реальная реальность — страшнее, чем в любом кошмаре или фильме ужасов.
Я отчетливо, во всех деталях, вспомнил вчерашний скандал с Игорем, наш ночной разговор с Татьяной, когда Игорь с Дарой легли спать, ее внезапное решение преподнести урок самоуверенным детям, нашу поездку утром к ее родителям, усиливающуюся метель, брыкающуюся у меня под руками машину, грузовик, идущий нам навстречу…
Мы погибли, столкнувшись с тем проклятым грузовиком.
В смысле, меня, конечно, срочно эвакуировали в родные пенаты, а вот Татьяна погибла. Я изо всех сил стиснул зубы, чтобы не заорать, словно это меня в той аварии искалечило. Нет, все-таки мы погибли — мы с ней как единое целое. Я погиб — как ангел-хранитель. Который не сумел сберечь своего человека, провести его в целости и сохранности до самого конца жизненного пути. Да еще и такого человека, ради которого он совершил столько безумств на этом самом жизненной пути.
Так, отставить панику. Сейчас где-то судьба Татьяны вершится, и мне нужно быть в полной готовности, чтобы принять в этом самое решительное участие.
Что они могут с ней сделать? Распылить… нет, даже мысленно произносить не хочу — навсегда прекратить ее существование они не могут. Не могут, я сказал. По крайней мере, не посоветовавшись со мной. Кто может лучше меня знать путь развития ее личности? Кто может лучше меня судить, готова ли она уже к переходу к нам?