Большой Семен добродушно посмеялся и потряс головою. И Елышу казалось, что в открытую дверь из лесу тоже кто-то смеется буйный и веселый, и, как дитя, хлопает в ладоши.
— Глуп ты, Керемет! Ай, глуп! И Бог, а глуп. Неужели я должен тебе рассказывать, какой вкус у кур? Мц… мц… Если бы я мог есть кур каждый день! Увы, увы, я ем один хлеб с водою! Если бы, по крайней мере, у меня были деньги. Например, сейчас мне нужно, очень нужно тридцать копеек. Где мне взять тридцать копеек? Керемет велит хозяину дать мне тридцать копеек, и я очень удивляюсь, что хозяин этого не слышит. Я хочу плевать на огонь этого человека, который не понимает самых простых слов. Тьфу, тьфу!
Но в это время отец подал ему что-то завернутое в красный лоскуток. Старый волшебник пересчитал, зачмокал своим беззубым ртом и забормотал дальше:
— Я ведь говорил тебе, Керемет. Вот погоди, завтра мы заколем тебе жеребенка, самого лучшего во всей округе жеребенка. Не старую слепую лошадь. Э, нет! Ты садись себе на нее и уезжай. Я даю тебе хороший совет.
Но в открытую дверь кто-то по-прежнему смеялся и буйно хлопал в ладоши.
Начали варить мясо. Елыш смутно чувствовал как кто-то всунул ему полусонному в рот теплый кусок курятины. Он судорожно, вместе со слезами, проглотил и снова впал в тяжелое забытье…
— Вставай! — услышал он вдруг над собою голос отца. — Поедем Карабаша кричать.
Елыш открыл глаза и увидел, что их дом полон мужчин и женщин.
В сенях стоял его старший брат Степан, который пришел с русской стороны. Он был крещеный и жил по-русски. Елыш любил его за то, что у него в доме была русская печь, медный самовар и чайная посуда. По обыкновению, он хотел к нему приласкаться, но на этот раз глаза Степана были сердитые.
— Э, уйди! — сказал он. — Не то и тебя приколю вместе с лошадью.
Елыш увидал у него в руках острый длинный нож, которым режут овец. На дворе, шурша соломой, крутила метель. Степан вышел из сеней вслед за ним. Несколько собак кинулись ему навстречу и стали лизать его руки.
— Почуяли! — злобно проворчал он и подошел к Пегому, который дожидался, заложенный в сани.
— Такую лошадь резать! — продолжал он, обращаясь к отцу, и похлопал Пегого по крупу. — Давай лучше менять. Ни за что пропадет лошадь.
— Пускай! — сказал отец слабым голосом и тоже положил руку лошади на круп.
Пегий повел шерстью и начал дрожать всем телом. Собаки подняли протяжный вой.
— Чует свою смерть, — заметил Степан.
— Ничего не поделаешь! — вздохнул отец. — Садись, Елыш! Поедем Карабаша кричать.
— Эх, хороша лошадь! — крикнул Степан, отворяя ворота. — Колоть жалко. Продай: я тебе старую дам да еще приплачу.
— Нельзя! — усмехнулся отец и, ударив вожжами, крикнул:
— Н-но, поезжай!
Пегий разом вынес их из ворот и помчал по просеке.
— Куда едешь? — в страхе закричал Елыш, прижимаясь к отцу.
— А на кладбище, — отвечал тот смутным голосом. — Все за тем же… Карабаша кричать.
— Карабаш ведь помер.
— Он услышит… Семен сказал: покричи, он услышит.
— Отец, что это? — спросил Елыш, в страхе указывая на придорожные пни и кусты, где мелькало что-то черное.
— Где? — глухо шепнул отец и придержал лошадь.
Метель еще сумрачнее загудела в верхушках сосен.
— Напрасно Степана не взял, — также глухо пробормотал отец. — Теперь в лесу смерть.
— Э, да это наши собаки, — весело добавил он.
Две собаки молча, поджав хвосты, подбежали к саням.
Отец смерил глазами черную даль и снова задергал вожжами.
— Н-но, пошла!
Снова началось мелькание в кустах. Елыш явственно видел, как кто-то с остроконечной головой перебежал дорогу и упал в кусты.
— Кто это? — прошептал Елыш.
— Это метель, — сказал отец, — видишь, еще метет. Тяжело ехать.
На опушке он опять задержал лошадь и долго глядел назад в лес.
— Миколай — бог сердитый, — сказал он в задумчивости; потом вылез из саней и, утопая в глубоком снегу, стал поправлять лошади подпругу.
Елышу сделалось жутко.
— А кладбище где? — спросил он робко из саней.
— Там.
Отец неохотно махнул рукой в сторону поля. Елыш хотел посмотреть, не видно ли кладбища, но вьюга, тянувшая оттуда, слепила ему глаза. Напрасно силился он рассмотреть хоть что-нибудь. Там, за полем, была русская сторона, там жил строгий бог Миколай, от которого чуваши прятались по лесам, там жила и добрая Тора-Аможе.