Он немного похудел, побледнел. Золотистые глаза не излучали прежнего света. Но его красота по-прежнему брала за душу. У Анжелы перехватило дыхание. Неужели так будет всегда?
Она сделала знак Питеру и Леону удалиться, не сводя глаз с Николаса. Она не двигалась, давая ему возможность прийти в себя, хотя сердце разрывалось от желания обнять его.
Николас оглядел комнату — стулья, ее рукоделие, ярко горевший огонь в камине. Анжела подошла, развязала веревки, поднесла его ладони к губам, поцеловала. Он пытался сопротивляться, как раненый зверь, не смея поверить наступившему облегчению.
Анжела с недоумением смотрела в его глаза, наполненные затаенной болью, и едва сдерживала слезы.
Она подошла к столу, где стоял кувшин с вином; дрожащими руками налила в золотую чашу — одну из драгоценностей, присланную им на прошлой неделе, — и приблизилась к Николасу. На этот раз он не стоял перед нею на коленях, как в первую ночь их встречи, и руки его не спутывали тугие веревки.
Но сознание оставалось скованным.
Когда-то он снял бремя с ее души, освободил ее от страхов. Теперь Анжела хотела сделать это же для него.
Она предложила Николасу вино, но он и не заметил. Он не мог оторвать глаз от нее, так смотрят на пищу изголодавшиеся люди. Анжела гадала, заметил ли он, как изменилась ее фигура после родов. Вложив чашу в его руку, она поддержала ее снизу.
Он не удержал чашу, уронил со звоном на пол. Схватив ее за руку, он долго смотрел на золотое кольцо с ониксом и жемчугом.
— Я носила его все эти месяцы, — наконец проговорила Анжела, нарушив молчание и сковывавшее его оцепенение.
Николас резко повернулся, отошел к огню.
Анжела поняла его смятение, недоумение.
— Вы заговорили? Как это понимать? — Вопрос прозвучал, как пощечина.
— Я воспользовалась предлогом, чтобы ваши друзья оставили меня в покое. Я ненавидела их за соглашение с королем.
— Говорите… откровенно. Меня вы тоже ненавидели.
— Да. Тогда ненавидела. — Разговор получался более неприятным, чем она ожидала. — Но это длилось недолго. Сначала, когда меня увели, мне показалось, Иоанн хочет повесить вас.
— О, Господи! Я дал ему достаточно денег, он мог бы содержать на них и десять армий!
— Но я не доверяла ему и не знала, насколько он нуждался в деньгах. Не знала, как вам удалось попасть в ссылку, а вашим друзьям получить разрешение навещать вас. Вы мне ничего не сказали!
Он взорвался.
— Черт возьми, как я мог сказать вам?
Анжеле еще не приходилось видеть Николаса в такой ярости.
— Знаю. Потом я это поняла.
— Мне казалось, вы питаете ко мне доверие, — он сделал к ней угрожающий шаг.
Анжела не сдавалась.
— Я действительно доверяла вам, но потом мое доверие поколебалось.
Николас напряженно ждал.
— Я знала, Иоанн не отличался благородством. Никогда мне не приходилось встречать столь совершенного сочетания жестокости, злости и жадности в одном человеке. Неужели вы хотите обвинить меня в том, что я усомнилась в превосходстве Полуночного Дьявола над этим чудовищем?
— Нет, это ведь несправедливо. А я всегда стараюсь относиться к людям справедливо.
— Это мне известно, — прошептала она.
— Тогда я хотел бы знать, зачем я здесь. Скажите мне, и я хочу поскорее вернуться домой.
— Почему?
— Что почему? Почему я хочу вернуться домой? Но это же очевидно. Мой дом такой большой и великолепный. Предыдущий хозяин позаботился о замке Свонсдон, разве для вас это новость? До самый кончины Бартлета от руки палача Иоанна замок обставлялся с редкой роскошью. На прошлой неделе я приказал сжечь все украшения, переплавить серебро.
— Знаю. Слышала о горящих в замке кострах. — В действительности, когда до Анжелы дошли эти слухи, она впервые начала серьезно опасаться за душевное здоровье Николаса.
Это и подтолкнуло ее к решению дать поручение Леону доставить к ней графа. Леону пришлось придумать благовидный предлог, чтобы попасть в замок. Николас поспешил выйти в надежде услышать новости от Анжелы, но слуга опередил его, успел связать и доставить хозяйке.
— Еще я собирался сжечь всю мебель.
— Но зачем? — Сердце Анжелы обливалось кровью.
— А что меня должно остановить? Что для меня значит это место? Я там жил всего несколько лет. Это не мой дом.
— Это ваш наследственный дом. Вы законный граф Свонсдон. Почему же не сохранить его?
— Вам доводилось когда-нибудь бывать там? Это дьявольское место. — Анжела отрицательно покачала головой. — Это дворец, — в сердцах бросил Николас. — Бартлет считал себя принцем. Никогда не видел столько украшений, разве только во дворце дожа в Венеции — дядя однажды водил меня туда. Как и того тирана, Бартлета отличала непомерная жадность. Замок Свонсдон провонял им насквозь. Мне доставляет удовольствие вытравливать его дух из Свонсдона.
— Но вы останетесь в голых стенах. Когда-то вы жаждали вернуться в замок, считали его своим домом, это являлось пределом ваших мечтаний.
— Не пределом, — он жадно пожирал ее глазами. — Когда-то давно я хотел вернуть его, потому что он принадлежал мне, а потом его несправедливо отняли. Я мечтал вернуть замок, желая иной жизни, свободы, радости. Это тоже у меня отняли.
— В силу обстоятельств.
— Сейчас причины не имеют значения. Он мой, это все, что я знаю и хочу знать. Все, что я хочу чувствовать, ощущать всем существом.
Он невольно поднял руку, желая погладить ее волосы, лицо, но сдержал порыв и направился к двери.
— Подождите! — Анжела подошла к Николасу. — Вы не можете просто так уйти!
— Господи, помилуй! — Он повернулся и до боли сжал ее плечи. — Вы, наверное, думаете, я сделан из камня. — Он встряхнул ее, словно хотел вытрясти душу.
По лицу Анжелы потекли слезы.
— Из плоти, конечно, — рыдала она, — и из костей. Кровь и железо! — Она положила руку ему на грудь, туда, где билось сердце. — Вы сделаны из любви и нежности. О, Николас, мой дорогой, — молила она. — Вы все, что мне нужно в этой жизни. Не покидайте меня, душа моя, останьтесь, вы так нужны мне!
— Вы с ума сошли!
— Да, — немедленно согласилась она. — Сошла с ума, поэтому украла вас снова. Безумна, так как хочу, чтобы вы остались со мной, хочу сказать, я люблю вас и не могу забыть.
— Об этом стоило подумать раньше, до того, как удаляться в монастырь и давать обеты!
— Я не давала никаких обетов, я же говорила. Просто использовала предлог…
— Не делайте этого, не отрекайтесь, — он с силой прижал ее к стене, но в глазах стояли слезы. — Вы не должны мне лгать. Я никогда не лгал вам.
— Знаю, — прошептала она. — Но прошу поверить, я не давала обета молчания.
— Молчание — ерунда, — прорычал он. — Меня интересует другое — давали ли вы обет не знать больше меня… вообще мужчин?
— О чем вы говорите?
В отчаянии он прижимал ее к стене всем телом. Анжела с трепетом ощущала его так близко после долгих месяцев одиночества, но понимала — он делает это не из любви, а от волнения.
— Дали обет целомудрия или нет?
Анжела застыла от изумления.
— Кто сказал вам эту чушь?
Он, все еще злясь, обвил ее плечи руками.
— Что вы делаете со мной? — Николас оторвал ее от стены, прижал к себе. Приблизил губы к ее губам.
— Какое право вы имеете посылать своих людей и увозить меня из дома, когда знаете, как я нуждаюсь в вас? Вам недостаточно знать о моей непреходящей тоске? Я не могу забыть вашу улыбку, ваше тело. Почему вы не можете оставить меня в покое?
Анжела хотела прервать его упреки поцелуем. Это казалось таким простым и таким окончательным — и все же нет. Она никогда не давала обета целомудрия, и ей предстояло доказать ему это. Лучшим доказательством, прежде чем он убедится в ее никогда не угасавшей страсти, могли послужить доводы, которые она берегла для данного случая.
— Потому что вы не пребываете в покое, любовь моя, равно как и я.
Его лицо исказила гримаса душевной боли.