- Почему? Нет, мне, правда, интересно, - добавляю, увидев, как хмурится Александр. – Из нашего города все стараются уехать, а вы переезжаете сюда. Почему не столица или не областной центр?
- В маленьких городках есть свои плюсы, - тихо говорит, заметно помрачнев.
Плюсы? Да, есть. Только, если тебе нужно что-то скрыть. Например, тайную организацию наемных киллеров-телохранителей, как сделал мой крестный, переехав сюда пятнадцать лет назад. Так, что скрываете вы?
- А ты? – внезапно веселеет Ройтов.
- Что я? – настороженно уточняю.
- Все ты, - улыбкой отвечает на мой растерянный взгляд. – Расскажи о своей семье.
- О-о-о, - разочарованно тяну, пряча глаза. – Мне нечего рассказывать. Я сирота, родителей потеряла в детстве, потом был интернат, а в восемнадцать узнала, что мне досталось не маленькое наследство, и жизнь наладилась. Конец истории, - сухо выдаю свою легенду.
- Как ты их потеряла? – огорошивает вопросом мужчина.
И смотрит спокойно, будто о погоде интересуется. Судорожно сжимаю в руках чашку. Кажется, у меня снова поднимается жар.
- Это было не вежливо, - грубо отрезаю, чувствуя, как начинается головная боль.
Так происходит всегда, когда я пытаюсь, хоть что-то вспомнить о родителях. Как они погибли? Кем они были? Все, что я знаю, это скупой отчет полиции. Автокатастрофа. Травмы не совместимые с жизнью.
- Ты не сильно опечалена потерей близких.
Что?
Чашка с грохотом приземляется на столик. Поднимаю на мужчину пустой взгляд, не в силах что-то ответить, или хотя бы вдохнуть.
Александр сразу понимает, что сказал что-то не то. Весь подбирается, досадливо мрачнеет, и, похоже, собирается извиниться, но я прихожу в себя раньше.
- Пойду закажу еще, - произношу внезапно севшим голосом и, схватив чашку, сбегаю от мужчины.
- Вам повторить? – дружелюбно предлагает девушка, когда подходит моя очередь.
Киваю, продолжая находиться в какой-то вязкой, тягучей прострации.
- Не желаете попробовать круассан с шоколадом?
Снова киваю. Наверное, если бы она мне сейчас всю продукцию предложила, я бы согласилась. Но девушка остается довольной и круассаном, пробивает мне чек и уходит собирать заказ.
- Сильно болит? – доносится откуда-то справа женский голос.
Не сразу понимаю, что вопрос адресован мне, и поворачиваю голову скорее механически. Рядом стоит женщина. Чуть выше меня, со смуглой кожей и длинными черными волосами, убранными в сложную косу, одетая в цветастую юбку до пола и темно-вишневую куртку. Сразу же возникает ассоциация с цыганкой. И что ей нужно от меня? Однако взгляд ее направлен не на меня, а на витрину. Говорит сама с собой? Странно… Отворачиваюсь обратно к кассе.
- Жжет адски, но это хорошо – значит, меняешься, - снова раздается звонкий голос. – Или уже не болит?
Нахмурившись, опасливо кошусь на женщину. Кроме нас с ней, вблизи никого нет. Не с тарталетками она ведь разговаривает? Замечаю, что из-за задравшегося рукава пальто виден бинт и одергиваю его.
- Мой тебе совет, прежде чем рассказывать кому-то о том, что с тобой происходит, подумай, знаешь ли ты, кто перед тобой.
- Вы это мне? – не выдержав, поворачиваюсь к ней лицом.
- А здесь есть кто-то еще? – насмешливо спрашивает, продолжая всматриваться в витрину.
- Тарталетки, - раздраженно отзываюсь. – Смотрите-то вы на них.
Что-то фыркнув, она медленно поворачивается. И первое, что бросается мне в глаза, это шрам на шее – четыре длинные борозды … совсем как у меня на руке. Пока я соображаю, чтобы это могло значить, она подходит вплотную и резко хватает за запястье.
Опешив, смотрю, как она за пару секунд расправляется с бинтом и, довольно улыбнувшись своим мыслям, выбрасывает его в рядом стоящую урну. Вот тут ко мне и возвращается способность к речи.
- Вы очумели? – яростно шиплю, выдергивая запястье.
- Посмотри, - кивает на мое запястье. – И всегда помни, что понятия не имеешь, человек ли перед тобой.
Ничего не поняв из этого бреда, медленно опускаю взгляд на запястье и зависаю. Высохшие темно-красные следы крови и … и все. Ни следа царапин или даже шрамов, чистая кожа! Недоверчиво провожу другой рукой по запястью, стараясь убедить себя, что это не галлюцинации или бред.