Не было смысла выводить лошадей и ландо из маленького каретного сарая по соседству, равно как и ни к чему было тратить время, пытаясь поймать кэб, ибо от Грамерси-парка, 34, где после смерти бабушки с начала года обосновался мистер Мур, нас отделяло всего четыре с небольшим квартала. Пока мы, перемещаясь от одного круга света дугового фонаря, коими была уставлена Третья, к другому, шагали мимо простых трех-и четырехэтажных строений, время от времени проходя под широкими навесами то бакалейной, то овощной лавок, мисс Говард, вверив Сайрусу свою левую, а мне правую руки, непринужденно болтала обо всех незначительных проявлениях ночной жизни, встречавшихся по пути, откровенно пытаясь тем самым унять возбуждение, говоря ни о чем в особенности. В ответ и я, и Сайрус больше отмалчивались; не успели мы толком сообразить, как свернули на 12-ю улицу и достигли громады бурого песчаника за № 34 по Грамерси-парк; квадратные эркеры и окна в башенках отдельных квартир до сих пор сияли газовым и электрическим светом. Это был один из самых старых жилых домов в городе, и также один из первых, именовавшихся «жилыми товариществами», что подразумевало совместное владение домом всеми его жильцами. После внезапной кончины бабушки мистер Мур одно время подумывал переселиться в какой-нибудь фешенебельный дом ближе к северу, вроде «Дакоты», но в итоге, мне кажется, так и не решился удаляться от мест, знакомых ему с юности. Утратив второго из двух своих оставшихся родственников, с которыми был по-настоящему близок (первый, его брат, много лет назад выпал за борт парохода, до бесчувствия накачавшись морфием и алкоголем), мистер Мур отчаянно пытался сохранить за собой дом бабушки на Вашингтон-сквер, но та четко указала в своем завещании: особняк должен быть продан, а выручка поделена между ее склочными аристократами-наследниками. Столь неожиданное и всецелое одиночество само по себе оказалось для мистера Мура достаточно обескураживающим и без переезда в неведомые дали: в результате он вернулся в Грамерси-парк — места, где рос и познавал неприглядные стороны жизни, еще подростком шныряя по закоулкам вокруг Газового Завода на востоке.
Поднимаясь по ступеням к колоннам из бурого мрамора, обрамлявшим цветные витражи парадного входа, я не упускал из виду тенистый участок деревьев, изгородей и дорожек у нас за спиной — два квартала в ширину, один в длину, — который и был Грамерси-парком. О, пусть его окружали богатые особняки и частные клубы, наподобие «Игроков», а вдобавок еще и чугунная решетка высотой в шесть, а то и семь футов: любой хулиган с Газового Завода, если таковой действительно имел право именовать себя хулиганом, с легкостью мог перемахнуть через ограждение и, затаившись в зарослях, безнаказанно выскочить на ничего не подозревающего прохожего. И пока не увидал фараона, совершавшего обход, я не решился отвернуться от этой темной массы и присоединиться к Сайрусу и мисс Говард, остановившимся у дверей.
В такой час они были надежно заперты, однако в раме имелась маленькая электрическая кнопка. Мисс Говард поднесла к ней палец, и мы отчетливо услышали где-то внутри звонок. Вскоре в цветном стекле я заметил небольшую фигуру — она медленно приближалась к двери, и через несколько секунд мы стояли лицом к липу с пожилым джентльменом в полосатой жилетке и черных брюках; выглядел он так, точно его лет десять назад забыли похоронить. И без того сморщенное лицо его при виде нас скуксилось еще больше.
— Ей-богу, мисс Говард, это совершенно супротив пристойности, — сипло прокряхтел он. — Совершенно супротив. Ежели мистеру Муру угодно не отзываться на свой звонок, стало быть, я убежден…
— Все в порядке, Стивенсон, — холодно обрезала его Сара. — Я телефонировала мистеру Муру заранее, и он пригласил нас с друзьями навестить его. А что до вашего звонка, то он определенно неисправен. Мистер Мур сообщил мне, где хранит свой запасной ключ от парадного на случай, если такое произойдет вновь.
Старая развалина одарила нас с Сайрусом долгим надменным взглядом.
— Да неужели? — пробормотал он. — Что ж, коль так, уверен, что с меня снимается ответственность, буде случится что-либо неподобающее. Совершенно супротив, однако… — Он обернулся к дверям лифта за спиной. — Стало быть, вам лучше зайти.