– Смотри, – произнёс Антуан.
Брат и сестра удивлённо смотрели на колонну, с которой внезапно пропала статуя.
– Куда она могла исчезнуть? – не понимала Элеонор, – наверное, тут замешана магия…
И у близнецов почему-то единовременно сорвалось с губ имя:
– Люциус.
Глава 4
Вы поедете на бал?
Наступил ноябрь, и в Последней Надежде похолодало. Ветер стал сильнее и прохладнее, а солнце всё чаще закрывали тучи. Впрочем, морозы так и не приходили – сказывался тёплый срединноморский климат.
Однажды вечером семья Пересов собиралась на бал, который мэр д’Обстер проводил в здании Парламента в честь Дня Единства. На первом этаже своего дома Жаклин Перес прихорашивалась перед выходом.
– Ты помнишь его? – спросила она, примеряя золотое блестящее кольцо.
Мама уже надела пышное кремовое платье, а папа – чёрный фрак с галстуком в цветах флага.
– Да, я подарил его тебе на годовщину свадьбы, – тепло ответил жене Хорхе Перес, – дети готовы?
– Сейчас… – мама Перес повернулась к лестнице, придерживая длинный подол платья, – Антуан! Элеонор!
– Идём уже, идём! – громко и раздражённо ответила Элеонор сверху.
Брат и сестра влезли в привычную школьную форму. Она и так изрядно надоела, а теперь в ней нужно идти на бал?
– Что-то не хочется туда идти, – тихо сказал сестре Антуан.
– Мне тоже, – она считала так же.
– А вдруг там будет Люциус? – предположил брат.
Элеонор подумала и ответила:
– Вообще ради этого сходить бы стоило.
– Дети! Вы там скоро? – раздался снизу голос мамы.
– Да идём уже! – крикнула сверху Элеонор.
И близнецы, громко топая, спустились по лестнице.
За стенами дома стояла тьма кромешная. Только фонари и фары одиноких машин и велосипедов освещали улицу. Уже был вечер, поэтому Элеонор и Антуан испытывали лёгкий, но ощутимый холодок.
– И почему мы должны идти на бал в школьной форме? – надула губы Элеонор, когда семья проходила мимо дома Грабовски, – на остальных же будут платья, фраки!
– Отнеситесь к этому так, что вы отстаиваете честь своей школы, – сухо ответила мама, – военные же ходят на балы в мундирах.
– Но у них же парадные мундиры! – возмутился Антуан, – красивые.
– Они дослужились до офицерских чинов, а офицеру положен красивый мундир, – пояснил папа, – придёт время, дети, и у вас тоже всё будет.
Остальное время родители обсуждали что-то своё, а дети молчали. Им был интереснее тёмный небосвод, на котором сквозь тучи проглядывал белый свет звёзд. Вскоре семья подошла к зданию Парламента. На площади рядом со «Стальным Тангейзером» припарковались машины городской элиты. Сестра и брат заметили большой белый автомобиль генерала Вольдемара. Оживлённый поток людей, огибая памятник, направился к парадным дверям, где стояла вооружённая охрана. Гвардейцы мэра проверяли у всех гостей документы и приглашения. В толпе Антуан и Элеонор заметили нескольких государственных деятелей, которые мелькали в газетах и патриотических фильмах. Но не одни чиновники шли на бал к д’Обстеру. Над головами кавалеров и дам в котелках и шляпках поднимался жёлтый зонтик Инес. Близнецы заметили и доктора Грабовски, который вёл на поводке пса Аморала. Врач показал солдатам своё приглашение и попросил одного из них присмотреть за собакой.
Внутри здания Парламента гости проследовали в огромную залу с высокими окнами, которая обычно использовалась для пышных официальных церемоний. Хрустальные люстры под сводчатым потолком залили жёлтым электрическим светом белые стены, украшенные картинами, и выложенный плиткой пол. У бюстов великих деятелей стояли официанты, готовые поднести вино и яства. Посетители быстро разбрелись по зале – одни собрались в центре для танцев, в то время как другие остались у стен или заняли небольшие круглые столики. Папа Перес протянул маме руку, и родители исчезли в лесу ярких дамских платьев и чёрных мужских костюмов. А брат с сестрой не спешили к ним присоединиться и скромно встали у стены, рядом с портретом некоего полководца. Бал ещё не начался, но близнецы уже утомились от избытка людей и шума.
Наконец гвардейцы распахнули белые, с золотой патиной двери, и навстречу людям вышел мэр. Д’Обстер произнёс скучную, но, к счастью, короткую приветственную речь, после которой заиграли музыканты. Мелодия однозначно была вальсом, но в то же время звучала и как марш. Звуки колокольчиков, барабанов и тарелок будто перенесли Элеонор и Антуана в какой-то странный, безумный игрушечный цирк, сошедший со страниц мрачных сказок Хоффлера.