– Мне кажется, это превосходная идея. А в чем проблема-то?
– В Джине. Если я уеду в Канны, некому будет присматривать за ней. Вот я и спрашиваю.
– Ты интересуешься, не смогла бы я стать сиделкой Джины?
– Если честно, то да.
– Конечно, смогла бы. По-моему, ей надо чувствовать постоянно кого-то рядом. Но я смогу приехать только на одну неделю. Через три недели начинается работа в новом фильме.
Фрэнки положила трубку и вздохнула. Ей хотелось увидеть свою подружку и помочь ей, но это значит оставить Джун, а по возвращении ей сразу придется лететь в Неваду на два месяца, на съемки с натуры.
Но, ничего не поделаешь. Фрэнки сняла трубку и заказала билет на самолет.
Раздался звонок в дверь, и Джина удивилась, кто бы это мог быть. Вчера она простилась с Бетиной и провела еще одну ночь в блаженном тумане алкоголя. Джина знала, что Бетина уже не придет, завтра утром они с Фредди улетают в Канны. Поэтому она даже не потрудилась одеться и принять душ. Отъезд Бетины был для нее облегчением, ей больше не придется притворяться, хорошо выглядеть и каждый вечер дожидаться ее ухода, чтобы напиться.
В дверь опять позвонили. Джина набросила халат и спустилась посмотреть в глазок. Джина открыла дверь и не поверила своим глазам.
Фрэнки изо всех сил старалась не показать, как она шокирована видом Джины. Ее подруга, всегда такая стройная, сейчас была просто болезненно худой. Ее всегда свежая кожа приобрела желтоватый оттенок, под глазами были огромные темные круги.
– Привет, малышка, как поживаешь?
– Прекрасно, Фрэнки, что ты здесь делаешь?
– Как ты думаешь, что я могу здесь делать, стоя перед этой дверью с чемоданом? Надеюсь, ты разрешишь мне войти, или я, примчавшись из Лос-Анджелеса, так и проведу неделю за дверью?
У Джины упало сердце. Она очень обрадовалась Фрэнки, но ей хотелось побыть одной в своем мире водки и воспоминаний.
Они поднялись в квартиру. Джина быстро спрятала бутылку водки в бар. Фрэнки сделала вид, что ничего не заметила.
– Я бы жизнь отдала за чашечку кофе и пару тостов.
– Кофе я могу приготовить, но боюсь, что в доме закончились продукты.
– Замечательно, я сбегаю в супермаркет и куплю чего-нибудь. Что ты хочешь?
Джина покачала головой.
Фрэнки мрачно кивнула и вышла. Она купила свежий хлеб, суп, пакет апельсинового сока и еще кое-что, что соблазнит Джину поесть.
«Она съест это все, даже если мне лично придется запихивать ей в горло», – думала Фрэнки по дороге.
Джина уже переоделась в джинсы, болтающиеся на ней, и грязную белую футболку. Она приготовила кофе на двоих и, сгорбившись, сидела на диване и смотрела в пустоту.
Фрэнки возилась на кухне, готовила тосты и намазывала их толстым слоем масла и меда.
– Мне бы хотелось увидеть, что все это съедено, – сказала она голосом заботливой любящей матери.
Джина откусила маленький кусочек.
Через десять минут Фрэнки все еще поддерживала разговор, а тост так и лежал на тарелке несъеденным.
– Джина, ты должна есть, ты совсем отощала.
– Спасибо, Фрэнки, я просто не голодна.
Терпение Фрэнки лопнуло.
– Какого черта, Джина! Ты хорошо смотрела на себя в зеркало? Ты выглядишь ужасно! – она схватила Джину за руку, потащила к большому зеркалу в спальне и поставила перед ним.
– Посмотри, Джина, что с тобой стало. Что происходит с тобой? Как ты думаешь, понравилось бы Мэтью, что ты так опустилась? Ты просто губишь себя.
Джина выдернула руку и подбежала к бару. Она достала бутылку водки, но Фрэнки была тут как тут.
– О, нет, не надо. С тебя уже достаточно.
– Мне нужно, Фрэнки. Пожалуйста, отдай! – она попыталась выхватить бутылку, но была так слаба, что Фрэнки без труда оторвала ее руку.
– Ответь, Джина, ты хочешь умереть? В этом все дело?
– Да, да! Я должна была умереть вместе с ним.
Джина упала на пол и залилась слезами, настоящими, исцеляющими и такими запоздавшими, которые помогут ей выплеснуть все горе. Фрэнки обхватила ее рукой и прижала к себе.
Через несколько часов, когда Джина наконец выплакалась, Фрэнки подняла ее, почти на себе отнесла в спальню и положила на кровать.
– Послушай, Джина, я сварю тебе суп, и ты должна его съесть. О'кей?
Джина обреченно кивнула. Когда Фрэнки вышла из комнаты, она медленно поднялась с постели, подошла к зеркалу и, впервые после смерти Мэтью, внимательно посмотрела на себя. Фрэнки права. Осунувшееся лицо с трудом напоминало красивую еще шесть недель назад девушку. Она почувствовала слабость и едва успела добраться до кровати, не упав в обморок.
Фрэнки принесла горячий суп и, как малышку, кормила ее с ложечки. Это заняло много времени, но когда тарелка, наконец, опустела, Фрэнки была довольна:
– Прекрасно, теперь тебе надо уснуть, но без этих таблеток, которые ты вместе с водкой каждые три секунды запихиваешь себе в горло, – она убрала длинные волосы Джины с лица. – Фрэнки здесь, чтобы присматривать за тобой, так что отдохни, а потом поболтаем. О'кей?
Джина кивнула и впервые после смерти Мэтью улыбнулась своей прежней улыбкой. Фрэнки вышла, а Джина заснула крепким сном, но не от водки и снотворного, а просто от усталости.
После трехдневной заботы Фрэнки Джина выглядела немного лучше. Фрэнки заботилась о ней с такой нежностью, с какой никогда не заботилась ее мать. Она готовила вкусные блюда, стремясь восстановить аппетит Джины, и всегда находилась рядом с ней ночью, на случай, если Джине приснится какой-нибудь страшный кошмар.
Мало-помалу Джина начала разговаривать. Медленно она снимала с себя бремя боли, горя и вины.
– Дорогая, спрашивать, почему погиб он, а не ты, это все равно, – что спрашивать, почему умирает от страшной болезни двухлетний ребенок, а не какой-нибудь маньяк, который убивает и насилует женщин и живет сто лет. На этот вопрос нет ответа, и не изводи себя в его поисках.
Джина понимала, что Фрэнки права, и постепенно восстанавливала свои силы и вкус к жизни.
На пятый день Фрэнки вывела ее из дома, сказав, что ей нужно купить кое-какую одежду, и она хочет посоветоваться с Джиной. Джине приятно было возвратиться в свою безопасную квартиру, но все же, ей понравилась дневная прогулка.