Она любила вспоминать, как ненастными вечерами, когда снаружи воет ветер, а наверху уже ждет постель, мама поила ее дымящимся сладким какао... и все было бы прекрасно, если бы не кошмары, где главные роли неизменно играли четыре ведьмы из соседнего дома, - они прокрадывались среди ночи к ней в спальню, чтобы утащить в свое логово и сварить из нее суп.
Мало того, чуть позже Анжела стала замечать, как шевелятся вокруг нее кусты, когда она остается во дворе одна. Зная богатое воображение дочери, Бина от ее "выдумок" просто отмахнулась, но самые дикие сны Анжелы воплотились однажды в жизнь - когда из зарослей рододендронов на нее уставились четыре пары блестящих глаз. Вне себя от ужаса, она заметалась кругами по двору, призывая на помощь мать, пока не налетела на чьи-то ноги в крохотных зашнурованных ботинках. Онемев от страха и стыда за горячие струйки, что заливали ее собственные туфельки, Анжела медленно-медленно подняла голову и наткнулась взглядом на синий фартук с блекло-желтыми цветами по подолу, затем на массивный золотой крест (хороший знак - есть надежда остаться в живых) и, наконец, впервые увидела морщинистое лицо с тонкими, крепко стиснутыми губами и черными глазками-пуговками. Тетушка Брайди изучала невидаль в облике своей племянницы. Когда из зарослей выступили еще три безмолвные темные фигуры, Анжела окончательно пала духом.
- Это вы! Вы! Вы мне все время снитесь! - закричала она.
- Ага! - глубокомысленно заявила сестрам Брайди. - Что я говорила? У нее видения.
Костлявые пальцы Брайди ущипнули детскую щечку, и Анжела зашлась в истерике. Это конец. Теперь уж точно уволокут в суп... а то и живьем слопают.
- Ну ладно, - проскрипела самая тощая и злобная ведьма, когда Анжела, опомнившись, бросилась через двор. - Взяли сумки - и вперед, сестрицы. Крикните Майки, что мы ушли.
С тех самых пор воспоминания Анжелы приобрели совершенно иные оттенки, потому что то был день великого переселения сестер к Бине.
Анжела невольно замедлила шаги, оттягивая приближение к дому, где в каждом освещенном окне торчало по тетушке. А ведь сейчас она должна быть на экскурсии в музее... Интересно, о чем он сегодня рассказывает? Ее бы воля слушала бы и слушала. Роберт. Ему идет. Роберты, как правило, умны. Во всяком случае, ей другие не встречались, в отличие от, к примеру, Симусов, те ну просто тупоголовые. Хотя... это уже "суждение", а "суждения" мать-настоятельница на дух не переносит, в особенности от монахинь, которым не повезло зваться Мэри Маргарет. Им положено кормить бездомных, одевать бездомных, нянчиться с бездомными, а если какому-нибудь бедолаге случится помереть от почечной недостаточности или же он отдаст богу душу от нежданного тепла и заботы, что случается сплошь и рядом, на монашек низшего звена ложится обязанность вывернуть карманы покойника (проще простого), связаться с родными (хуже не придумаешь) и пропеть псалом над отмучившимся телом. Стоит ли при этом удивляться желанию Анжелы отчалить в Африку? Южная Америка, кстати сказать, тоже вполне сойдет. Да любая глубинка сойдет, где найдутся нищие, голодные, беспризорники. Детей Анжела обожала. Факт, если подумать, для будущей монахини не слишком обнадеживающий.
Какого, спрашивается... Гм... С какой стати ему понадобилось приглашать ее в кафе, если самого наверняка вечерами ждут детишки? У Анжелы волосы зашевелились на затылке. Да он же, наверное, что ни среда, то новую пассию кофе поит! Ах ты, лгун! Представить только - в эту минуту она могла бы потягивать капуччино в какой-нибудь дымной, едва освещенной забегаловке! Возможно даже, музыканты наигрывали бы что-нибудь интимное. Джаз или что-то в этом роде. "Вообще-то кофе я не люблю, - сказала бы она с улыбкой, - но здесь подают просто фантастический!" А он поднес бы к ее губам ложку со взбитыми сливками...
- Обсуждать нечего, - в ответ на безмолвный вопрос изнывающих теток сказала Анжела. - Спать пора.
- Ты сказала ему, что мы все умираем от беспокойства? - спросила Брайди.
- Я велела ему прекратить безобразия, - ответила племянница.
- Быстро все по кроватям! - поддержала ее мать, хлопнув в ладоши.
Тетки разочарованно скуксились. И это все? А как же... У Анжелы сердце екнуло от сострадания к публике, не дождавшейся обещанного представления.
- Он сказал... в смысле... хотел сказать... В общем, у него был ужасно виноватый вид! - вдохновенно соврала она. - Кажется, его проняло.
О-о-о! Так-то лучше. Братец чувствует свою вину? Вполне достаточно для праздника души его сестер. Брайди двинула было на кухню - по такому случаю не грех и продлить чаепитие, - но Бина ухватила ее за руку и дернула к лестнице:
- Спать, я сказала.
Брайди с Мэйзи угрюмо зашаркали на второй этаж, парализованную тетушку Анжела уложила на кухне, а Бина со вздохом облегчения устроилась на своем рабочем месте и запустила новый оверлок - кому-то из соседей понадобилось привести в божеский вид старые шторы.
- Виноватый вид, говоришь? - буркнула она, не отрывая глаз от работы.
- Они это любят, ты же знаешь, мама. Нужно было что-то сказать, я и сказала.
- Надолго на этот раз? - Бина проверила натяжение нити и снова запустила машинку.
- В пятницу после обеда должна быть на работе.
- Не больно-то задержишься.
- Нет, мама.
Сцепив пальцы, Анжела следила за работой матери и морщилась от оглушающего рева мотора.
- Хочешь, какао сварю?
- Нет уж, спасибо.
Сидеть в гостиной, пытаясь перекричать швейное чудовище, не было никакого смысла. Пожав плечами, Анжела подхватила дорожную сумку. На полпути к двери остановилась, вспомнив о привезенных сувенирах - розовых мыльцах в форме ангелочков, завернутых в фирменную упаковку Музея Виктории и Альберта.
- Вот, - она выдернула из сумки пакет. - Это тебе.
- Что? - проорала Бина.
- Мыло! - проорала в ответ Анжела. - Очень симпатичное!
Кивнув, Бина на миг сняла ногу с педали.
- Положи на стол. - Голос матери чуть потеплел. - Книжки, про которые рассказывала, можешь положить туда же. Взгляну перед сном, когда закончу с этим старьем.
Анжела так и сделала, после чего с легким сердцем поднялась к себе в комнату. На лестничной площадке остановилась, вслушалась в ритмичный храп Брайди и Мэйзи, всю жизнь деливших не только спальню, но и кровать. Ее собственная спальня, сколько Анжела себя помнила, по ночам ходила ходуном от мощного храпа теток.
С того дня, когда тетки ворвались в их дом и жизнь, мать сохраняла на лице выражение спартанского стоика. Рано или поздно это должно было случиться, объясняла она маленькой дочери, которой при мысли о жизни бок о бок с ведьмами было не до стоицизма. У них что, своего дома нет? Ха! Спустись к дороге - и пожалуйста, живи сколько влезет. И почему это, интересно, мама должна откладывать такие красивые платья, чтобы подать чай этим ведьмам? По ночам Анжела представляла мать Золушкой. "Старых ведьм" она ненавидела, при любой возможности ставила их об этом в известность, но все ее тирады пролетали мимо ушей. То одна, то другая из тетушек (вот кто они, оказывается, такие) требовала от нее вести себя как следует - на том дело и заканчивалось. Ладно бы только "ведьмы", но вместе с ними появился чудной старик на чердаке, которого они с мамой каждый день навещали и кормили. Хотя старик оказался довольно забавным: он корчил рожи, показывал фокусы, смешно шевелил ушами, и вообще с ним было веселее, чем дома.
Даже в школе Анжела не могла избавиться от теток, потому что тетушка Брайди приглядывала за ней целый день. Оригинальная забота: смотреть на племянницу так, словно с ней вот-вот должно случиться нечто экстраординарное - голова на плечах взорвется, например. Тихие домашние вечера с мамой ушли в прошлое; их сменили вечерние молитвы, уроки и снова молитвы. Мать теперь уставала пуще прежнего и почти не улыбалась.