Анита не поднимала от земли припухших и покрасневших глаз. Плакала весь день? Роберт вздрогнул от неожиданности, поймав ее украдкой брошенный, загадочный взгляд. Веко несколько раз с силой дернулось - и Анита снова опустила голову, словно устыдившись тика и слабости. Питер с Бонни продолжали, по обыкновению, шпынять друг друга. Начиналось все, как правило, с почти безобидных шпилек и усиливалось слегка завуалированными едкими стрелами, пока один из них не входил в раж. Бонни похлопала по выступающему брюшку Питера. Ни слова вслух, лишь красноречивое движение бровей. Питер покраснел. Хохотнул добродушно. Погладил себя по животу.
- Недешево обходится, - ухватился он за заезженное оправдание. - Жратва нынче кусается. Попоститься бы не мешало, да кто ж откажется от лакомого кусочка. Все лучше, чем пицца каждый вечер, верно, Бонни?
- Каждый второй вечер, Питти, - возразила она с елейной улыбочкой. Питти он ненавидел.
А через вечер - увесистый, сочный гамбургер. Много ли мне надо для счастья?
- Везучая. - Питер скрипнул зубами.
- Хо, еще бы! - Бонни локтем пихнула Роберта в бок. - Шагай, сын.
Он во все глаза глядел на Аниту, пытаясь расшифровать одновременно и тоску на ее лице, и подспудный смысл пикировки Бонни и Питера. Если что и не вызывает сомнения, так только отношение его друга к его матери. Питер с детства пытался впечатлить Бонни и вместе с тем отыграться на ней за упорное нежелание признать его достоинства. Со стороны посмотреть - точь-в-точь приемный сын, сражающийся за место родного. Роберт хотел было продолжить путь, когда Анита неожиданно потянула его за рукав:
- У твоих девочек только и разговоров что об этой твоей новой подружке. - Иначе как о "твоих девочках" она о дочерях не отзывалась. Учитывая, что родной отец не против, Роберт тем более не возражал. - Как ее зовут? Ах да, Анжела. Судя по рассказам твоих девочек, она очень милая. Смешно говорит, смешно ходит.
- Мы с ней едва знакомы. Честное слово, - быстро добавил Роберт, краешком глаза отметив, как заходили желваки на лице матери.
Бонни вперила равнодушный взор в воду. Питер, уловив обстановку, радостно ринулся в бой:
- Так когда мы сможем увидеть Анжелу за своим столом? - Анжелу. С интимным придыханием. Если Бонни еще не в курсе, то уж они-то для Анжелы почти друзья.
- Посмотрим, Питер. Ничего не могу обещать определенно, у нее очень плотный график. В следующий раз увижусь - спрошу, идет?
- Так вы, значит, часто видитесь? - Анита кисло улыбнулась, склонив голову к плечу.
Бонни со свистом втянула воздух, кончиком туфли выстукивая дробь на асфальте.
- Вообще-то редко. Работает много. - Он замолчал, давая понять, что тема исчерпана.
Не тут-то было.
- Что-то я забыл, где, говоришь, она работает? Питер посмотрел на Бонни. Вдохи с присвистом и дробь приобрели почти маниакальный ритм.
- В соцслужбе или что-то вроде. - Роберт хлопнул себя по бедрам. - Ну что ж, пойдем, пожалуй, пока не стемнело. Бонни!
- Как насчет следующего воскресенья, Роберт? Приведешь ее на обед? Анита опять дернула его за рукав.
- Я... нет, спасибо. Никак не могу, Анита. Занят, извини.
Роберт зашагал вперед, не дожидаясь расспросов о том, чем и с кем он будет занят в воскресенье. Оглянувшись, обнаружил, что Бонни спешит за ним со злобным выражением на лице и не менее злобным бормотанием, обращенным неведомо к кому. Предположительно к любимому сыну. Роберт быстро собрал силы для отпора. Нечасто, но ему удавалось отразить атаку матери. Но сейчас он чувствовал приближение шквального огня. Шаг. Еще шаг. Лицо перекошено. Роберт ждал с ангельской улыбкой на губах, но взгляд его - он чувствовал уже затуманился и повлажнел. Как у собаки перед неминуемым хозяйским пинком. В робкой надежде отвести грозу он принялся насвистывать что-то сумбурное себе под нос.
- Эта... как ее там... Анжела. Ты с ней занят в воскресенье?
- Может быть. Еще ничего не решено. - Он прибавил громкости своей песенке.
- И на рисунках тоже она?
- Э-э? Ну да.
- Питти и Нитти, значит, достойны встречи с ней? А родная мать, значит, нет? Рылом не вышла, так, что ли?
- Господи, да что с вами со всеми?
- С вами со всеми? - крикнула Бонни - Я тебе не все! Я тебе мать.
- Хватит. Надоело. - Роберт ускорил шаг. Только не злись, иначе она тебя достанет. От злости броня трескается. Ты ничего не видишь, ничего не слышишь, ничего не знаешь.
- Твоя проблема, Роб... - мать, задыхаясь, нагоняла его, - твоя проблема в том, что...
Он уже не мурлыкал, а горланил вовсю. Охрипнет, ну и черт с ними, со связками. Бонни повисла у него на локте. Роберт повернулся, давая волю ярости. Что от него и требовалось. Руки у Бонни развязаны, смертельного удара не миновать.
- Я не хочу. Что бы ты там ни припасла для меня - я не хочу слышать! Потом опять начнешь извиняться, а мне твои извинения осточертели. Осточертело служить козлом отпущения. Все, кому не лень, суют нос в мою личную жизнь, меня тошнит от всех вас. С кем встречаться и с кем расставаться - это мое дело, мне и решать. Ясно? - Он вырвался и зашагал в сторону дома. К чертям прогулку.
- Еще бы не ясно. Яснее ясного! - заорала она ему вслед. - Пижон хренов! И с Анжелой этой разбежишься - мы и глазом не успеем моргнуть. Как и с остальными. Давай, давай.
- Ты ничего о ней не знаешь. И не узнаешь! - крикнул он через плечо, не замедляя шага.
- Неужели?
Топот сзади усилился. Роберт кожей ощущал приближение последней, убийственной атаки. Попытался вновь завести свою бессмысленную песню, но звуки умирали, не достигая цели.
- Отпихиваешь каждую, верно, Роб? Ну да. Анжела эта - очередной ангел, да? Бедная девочка, крылышки-то ей быстро подрежут. Стоит ей только превратиться в человека из плоти и крови, чик - и нет крылышек.
Роберт уже почти бежал, но глумливый голос Бонни летел впереди него:
- Несчастный наш мальчик. Ангелочков ему подавай. С живыми-то страшно связываться. Хлопот не оберешься. Возись с ними, приспосабливайся, а потом бац! - и нет никого. Не забыл мистера Филдинга?
Дерьмо собачье.
Крепость пала, неприятель ликует. Бинго! Дядя Сэм празднует победу. Нагасаки и Хиросима разгромлены. А Роберт уничтожен, погребен под развалинами, стерт с лица земли. Поверженной, он сунул ладони под мышки и побрел в свою нору зализывать раны.
* * *
Бедность, целомудрие, послушание - три обета, которые она должна дать, ступая на путь монашества. С первым все достаточно просто, учитывая те гроши, что выдаются из приютских фондов. Чековую книжку или кредитку она в глаза не видела, да и наличных кот наплакал. Впрочем, если бы ей потребовались лишние деньги - для работы, к примеру, или даже на личные цели, - то можно включить эту сумму в квартальную смету, составление которой входило в обязанности всех монашек низшего звена. Старшие монахини просто брали то, что им было положено, и тратили по своему усмотрению - в основном на нищих. Финансами приюта занималась Мэри Маргарет. Бюджет складывался из церковных средств, государственной помощи - мизерной - и денег, зарабатываемых разного рода вне-приютской деятельностью. Здание приюта принадлежало монахиням, но без пожертвований они бы не прожили.
Помимо ежедневных - и утомительных - обязанностей в приюте, младший персонал вроде Анжелы вел уроки грамоты, занятия в молодежных клубах и группах поддержки для понесших тяжелую утрату. Кроме того, их посылали в районные школы, союзы матерей-одиночек, любые группы, в названии которых имелось слово "анонимные". В общем, недельная нагрузка под завязку. Что здорово помогало со вторым обетом. Какой уж тут секс при такой нагрузке выспаться бы по-человечески хоть раз в неделю.
Во всяком случае, так Анжеле казалось. До того, как ночные фантазии о Роберте стали терзать ее еженощно. Впрочем, о Роберте или нет - это еще вопрос, но фантазии были определенно спровоцированы его появлением. После второй встречи с ним Анжела во снах превращалась в какое-то животное. Ощущение - чуднее не бывает. Просыпалась вся в поту, лицо уткнуто в подушку, а зад, напротив, выставлен вверх. В среду она едва не задохнулась, как мумия обмотавшись простынями. С целомудрием, пожалуй, возникнут сложности.