- А еще хоть кто-нибудь у него есть?
Попытка Анжелы ослабить напряжение не удалась. Николя решила взвинтить себя до истерики. На гримасы разукрашенного узкого личика больно было смотреть.
- Ни хрена! - рявкнула она в ответ. - Двое нас - я и придурок этот. И не дай ему бог прицепиться ко мне с этим. Клянусь, я... - Взяв себя в руки, Николя натянула уже знакомую Анжеле маску ледяного равнодушия.
- Прицепиться с чем? - негромко переспросила Анжела.
- Ни с чем. - Пальцы у Николя дрожали, когда она прикуривала следующую сигарету. Циничная ухмылка искривила яркие губы: - Видела? Во до чего довел. Кишки выворачивает. Так и я, чего доброго, монашкой долбаной стану - вроде тебя.
- С какой стати?
- Ну... - Еще одна затяжка. - Ты ведь тоже вроде как людям помогаешь. Стив для тебя на дядюшку как-его-там смахивает. Боишься ты, вот что я тебе скажу. Точно?
- Боюсь? - переспросила Анжела.
Стоп. Не она ли здесь сеанс психоанализа проводит? Уже и историю сочинила. Отца никогда не знали, мать бросила в раннем детстве, потом череда детских домов, несколько приемных семей, где над ними издевались... Словом, обычное попурри из самых унылых мелодий. Без сексуальных извращений, разумеется, тоже не обошлось. И вот теперь брат изо всех сил цепляется за единственную свою ценность в жизни - сестру.
Анжела поднялась.
- Извини, что побеспокоила, Николя. Больше не повторится. Честно говоря, я очень волновалась, что мать-настоятельница заметит Стива у вашей двери и выставит из приюта. Что ж. Если это случится, я ничем не смогу помочь. - Расстроенная и почему-то совершенно обессиленная, она взялась за ручку двери.
- Его хотят выставить? Эй-эй, погоди! Да он тут же сюда припрется. Черта с два я от него отделаюсь, и мне тогда хана!
- В каком смысле? - Анжела мысленно была уже далеко, но глаза Николя умоляли.
- Сядь, а? - Девушка явно была на грани паники.
Анжела послушно села, стиснула колени, пристроила на них сцепленные руки.
- Ну, Николя?
Та сделала несколько быстрых вдохов-выдохов, прижала ладонь к ямочке на шее и заговорила.
Час спустя Анжела осмелилась пошевелиться на стуле. В глазах стояли слезы, тело ныло от неудобной позы. Пока длился рассказ Николя, она боялась даже вздохнуть. История, и впрямь тривиальная, являла собой знакомую палитру человеческой низости и деградации, но повествовательный дар помог Николя нарисовать поразительно живой портрет сирот, цеплявшихся за жизнь в трясине детства. Отголоски утрат звенели в каждом слове. Потеря родителей и дома, жизненного старта и жизненных целей. Стив очень рано начал чудить, и с тех пор их уделом стала бесконечная цепь детских домов. Николя единственная кое-как справлялась с братом, в десять лет она, по сути, была ему матерью. Держать в узде Стива стало ее главной обязанностью, не оставлявшей ни сил, ни времени ни на что другое. Выйти куда-нибудь без него? И речи быть не может. Вскоре ее тяготило уже само присутствие Стива в комнате. Груз ответственности был чересчур велик для слабых полудетских плеч. Анжела сразу подумала о Майки и поняла, чем парень напомнил ей дядюшку. Груз ответственности за Майки точно так же давил на ее плечи. Даже издалека. Дядюшка всегда был с ней, как и неумолчный хор теток.
Голос Николя звучал монотонно, почти скучно, в нем не было и намека на жалость к себе. Девушка не отрывала глаз от батареи косметики, время от времени резким выдохом вздымая разноцветные язычки этикеток, как знамена своего "я". Возможно, думала Анжела, эти пузырьки и тюбики заменили ей все, чем обделила жизнь. Возможно, для Николя они - надежная маска, за которой можно спрятаться, когда окружающий мир пугает зыбкой неопределенностью.
Николя все говорила, говорила; и Анжела все больше проникалась сочувствием к ней. Где справедливость? Дети не должны так страдать. Господь не создал их для подобных лишений.
Тяжелее всего приходилось на Рождество, когда они сравнивали судьбу других детей со жребием, выпавшим на их долю. Когда волей-неволей понимали, что никуда им не деться от безжалостной правды: они люди третьего сорта. Ошметки. Отстой. Шлаковая порода.
Николя нежданно-негаданно выпал счастливый билет. Ее взяла к себе супружеская пара, которая буквально не могла надышаться на девочку. За несколько лет до того они потеряли родную дочь, а возраст не позволял им взять младенца на усыновление. Супруги жили в солнечном Клапаме, в большом доме из красного кирпича. Милые, добрые люди, они окружили Николя заботой, заставили учиться, и через год она расцвела в лучах их любви. Стив по-прежнему обитал в детском доме; в приемные семьи его не брали - слишком много хлопот, и только Николя навещала его каждые выходные. Сердце ее разрывалось от жалости всякий раз, когда она возвращалась домой, а он оставался в чужих стенах, но выхода не было. К тому же... если честно, радость избавления от обузы пересиливала жалость к брату. В Клапаме ее встречали сияние солнца и сияние родительских глаз. Исполнилась ее самая заветная мечта: она стала частичкой двух любящих сердец. Правдами и неправдами супруги удочерили ее официально, и Николя официально стала другим человеком. Первое Рождество в клапамском доме она запомнит до конца своих дней.
Второе тоже, но по другой причине. Не в силах вынести еще одно Рождество без сестры, Стив попал в больницу с запястьями, вскрытыми до костей. Прежнее бремя вернулось на плечи Николя. Приемные родители прониклись пониманием. Навещали вместе с дочерью Стива, честно пытаясь принять мальчика в свой дружный треугольник, в котором он, увы, так и не смог приткнуться ни к одному углу. Николя умоляла забрать Стива в их солнечный дом. Родители колебались, но из любви к своей маленькой девочке в конце концов пошли даже на этот шаг. И поплатились. Трагедия была неминуема, и она произошла. Стив раскроил голову о стену, забрызгав кровью нежно-кремовый интерьер их прелестной гостиной. Годы, проведенные в казенных заведениях, сделали свое дело: он не представлял себе жизни без решеток на окнах. Стива отослали обратно, а после очередной его попытки суицида к нему с тоской в сердце присоединилась и Николя. Милая пара так и не оправилась от визита ее бешеного братца. С того дня Николя чувствовала холодок отчуждения. Стив со всей очевидностью продемонстрировал, что у девочки была своя, чуждая им история.
Следующий детский дом, куда неудобных детей отправили под предлогом "начала новой жизни", а на деле чтобы избавиться от Стива, вспоминался Николя как страшный сон. Здесь она лишилась даже собственной тени - на нее ежесекундно накладывалась тень Стива. После первых же месячных - дикое совпадение - ее в первый раз изнасиловал один из воспитателей. Николя смолчала. Смолчала и во второй раз. Когда Стива вытащили среди ночи из кровати и заставили смотреть, она заговорила. Никто не стал слушать.
Кому было нужно копаться в "небылицах" взбалмошной девчонки с разукрашенным под Барби лицом и юбками размером с фиговый листок? Чем занимаются старшие детдомовки, и так всем известно. Николя много чего выучила к тому времени. Уяснила, в частности, что у нее есть кое-что стоящее... стоящее денег. Которых ей было недостаточно. А потому в пятнадцать лет Николя удрала. Стив смылся вслед за ней, чудом разыскав сестру в нищенском притоне Восточного Лондона. Спустя пару месяцев Николя бегала уже не от властей, а от Стива, потому что сколько ни старалась, так и не смогла стереть из памяти самое страшное - его взгляд в ту ночь. В ту ночь, когда его привязали к стулу, а Николя насиловали у него на глазах. Урок преподали. Будешь дергаться - сестре хуже будет. Больше Стив о том эпизоде не вспоминал.
Но его глаза преследовали Николя повсюду. Терзали. И до сих пор терзают. А он опять ее разыскал.
- О, Николя... - только и смогла выдавить Анжела, коснувшись ладоней девушки. Та отпрянула с резким выдохом, судорожно, будто за спасательный круг, вцепилась в помаду и принялась возить ею по губам.