Она чувствовала, что все произошло неожиданно для него и слишком быстро, потому что услышала, как он чуть слышно выругался. Затем он снова целовал ее, долго и страстно, положив руку ей на грудь. Он рывком выдернул ее кофточку из-под пояса.
– Дэвид... мы... должны поговорить... Должны ли?
– Черт побери, едва ли.
Виктория снова почувствовала себя Мэг Фаради, имеющей неограниченную власть над мужчинами.
Мэг Фаради, темная тихая тень, которая сопровождала ее всю жизнь и не хотела уходить. Мэг флиртовала и смеялась над опасностью, играла со смертью, а Дэвид выпустил ее из клетки поиграть. Дэвид, который мог сдерживать ее лишь одним своим присутствием. Она погладила его по волосам, коснулась его ушей. Он не уклонился, когда она проникла языком в его рот, и ему уже некуда было отступать.
Свободной рукой он по корсету добрался до ее талии и сжал в кулаке край кофточки. Черт бы побрал эту проклятую штуку! Он через голову стащил ее с Виктории.
Она стукнулась о маленький резной столик, стоявший между дверями, а Дэвид прижал ее к сбившимся тяжелым драпировкам, она толкала его, стараясь усилить ощущения, возникавшие внутри. Но не таких ощущений ожидала она. Должно быть, она издавала какие-то звуки, потому что он поднял ее, и она ногами обхватила его бедра. Он был уже достаточно возбужден, и она испытывала чисто физическое наслаждение. Ее тело хотело его.
Она тихо ахнула, когда его губы скользнули в ложбинку между грудями. Ухватилась за его плечи, чувствуя, как под рубашкой напряглись его мышцы. Прижав ее к занавескам, он сквозь тонкую ткань сорочки обхватил губами ее сосок.
Дрожь пробежала по ее телу.
Она шепотом произнесла его имя, не замечая, что ее ноги коснулись пола. Он взял в ладони ее лицо и впился в ее губы. Затем поднял ее, и его восставший пенис оказался зажатым между ее бедер.
Грех возбуждает желание по-разному. Блеск бриллианта в свете лампы, вкус шоколада на клубнике, золотой соверен. И еще Дэвид, подумала она, закрывая глаза.
Лежа среди смятых драпировок, она чувствовала, как голос замирает у нее в груди. Он был большим. Он причинял ей боль. Волосы его растрепались, рубашка была распахнута. Глаза горели.
«Мирра». Она пошевелилась, подстраиваясь под его тело.
– Я наконец поняла, чем еще пахло твое мыло. Айвой и миррой.
– Единственный мой порок, от которого я не мог избавиться в Ирландии.
Единственный порок? Ей хотелось рассмеяться. У нее на мгновение перехватило дыхание, когда он вошел в нее так глубоко, как только можно было.
– Я бы хотела...
«Чего бы ты хотела?»
Ее сердце лихорадочно забилось в поисках ответа. Сказать, что она хотела бы вернуться в прошлое и изменить его? Что она – другая, совсем не такая, как сейчас?
– Занавеси, – хрипло сказана она и почувствована, как он ухватил занавеску за ее спиной и задернул, чтобы приглушить свет, падавший из окон.
Она не спускала с него глаз. А он смотрел на ее влажные губы.
– Признаться... я давно этим не занимался.
– Давно? – Виктория счастливо улыбнулась и провела ладонями по его груди.
Он снова завладел ее губами.
Они вместе пришли к финишу. Дэвид овладел ею, так и не сняв ни сапог, ни брюк. Он долго лежал, прежде чем к нему вернулось сознание и совесть безжалостно нанесла ему удар. Долгие годы воздержания кончились.
Он заметил, что Виктория наблюдает за ним.
– Все между нами происходит не так, как надо, Дэвид. Не правда ли?
Волосы разметались вокруг ее головы. В нем все еще не угасло непреодолимое жгучее желание.
– Тебе было больно?
– Не чувствуй себя виновным, – мягко сказала она. – Я тоже этого хотела.
– Этого? – Дэвид приподнялся.
– Переспать, получить удовлетворение. Называй как хочешь то, что только что произошло.
– Спасибо, что правильно оценили ситуацию, миссис Донелли. Но я не чувствовал себя виновным.
Она посмотрела ему в глаза.
– О чем же ты думал?
– О том, что говорят жене, ставшей тебе чужой и в то же время не совсем чужой.
– Не стоит об этом думать. – Она прижала ладони к его груди. – Может быть, я снова захочу прийти сюда завтра и все повторить. В следующий раз это займет больше времени.
Дэвид перевернулся на спину и привел в порядок брюки. Его терзала мысль о том, что женщина обрела над ним такую власть. Он не знал женщины, подобной ей, но она всегда создавала трудности.
Он поднялся, поставил ее на ноги, одернул на ней платье, хотя сама она явно не собиралась приводить себя в порядок.
– Посмотри на меня, Мэг.
– Я не хочу быть Мэг. – Их взгляды встретились. – Но когда ты рядом, становлюсь ею. Ты возбуждаешь во мне все самое плохое.
Заправляя рубашку в брюки, он рассмеялся:
– Ты немного изменилась. Но не стала другой. И только что доказала это.
Она подняла на него глаза, полные слез и обиды.
– Я думала, те следы принадлежат одному из людей Стиллингза. Поверь мне. Хотя бы раз.
Черт побери, Мэг умела расстроить его так, как никто другой. Он не имел ни малейшего желания снова иметь с ней дело. Знал, что у них нет будущего. Не сомневался в том, что она способна на все. Даже лишить его жизни. Такую же опасность представляет для него, да и для нее полковник Фаради, ее отец.
Но вопреки всему он жаждал близости с ней, что-то происходило в его душе, когда она находилась рядом.
– Ты поклянешься на Библии, что не встречалась с отцом?
Она колебалась несколько секунд, как будто смысл вопроса с трудом доходил до нее.
– Неужели ты думаешь, что в то утро я встречалась со своим отцом? Что следы принадлежали ему? После всего, что ты знаешь о нем...
– Не знаю. Сейчас принесу Библию, и ты мне все скажешь.
Как это похоже на Дэвида – верить любому, кто поклялся на Библии, даже закоренелому преступнику. Она хотела сказать, что положит руку на что угодно, если он хочет. Но тут в голову ей пришла ужасная мысль.
В семейной Библии были записаны даты рождения и смерти всех, кто когда-либо жил в этом доме. В том числе и дата рождения Натаниела. Готова ли она открыть ему самую главную свою тайну?
Ей вдруг стало страшно за сына. Тогда днем, в подвале, она на мгновение забыла, что Дэвид представляет для нее опасность. И не только он. Забыла, кто он и чего хочет. Его единственной целью было найти ее отца и закончить то, что он начал несколько лет назад.
– И здесь заканчивается «око за око»? – Он провел пальцем по ее щеке, и она почувствовала уверенность в его жесте. – Никаких супружеских «душа в душу»?
– Разве не это только что произошло между нами? – Виктория подтянула сапожки и пошла за плащом. – Мне пора.
Он повернул ее лицом к себе, и ее глаза сверкнули.
– Беда твоя, Мэг, в том, что ты всегда знаешь, что белое, а что черное. И все же выбираешь черное. Кого ты пытаешься прикрыть своим молчанием? Отца?
– Я не хочу, чтобы копались в моей душе, не нуждаюсь в поучительных речах. Не все так хорошо, как ты, разбираются в морали. Отпусти меня.
– Так трудно сделать выбор? Она выдернула руку.
– Некоторые делают выбор, о котором никто никогда не узнает.
– Скажи, почему ты так боишься своего отца?
На Викторию нахлынули страшные воспоминания, но она взяла себя в руки и заговорила о том, что всю жизнь скрывала:
– Когда я была маленькой, отец сказал мне, что моя мать ненавидит меня и сбежала с артиллерийским офицером. Спустя годы я пыталась найти ее. – Голос Виктории дрогнул.
– А что случилось с твоей матерью?
Она отвела волосы со лба и посмотрела на Дэвида.
– Я узнала, что артиллерийский офицер, о котором шла речь, исчез вскоре после того, как они с моей матерью сбежали. Прошло несколько месяцев, и его голову обнаружили в его постели, но в бунгало не оказалось ни тела, ни следов крови. Нисколько не сомневаюсь в том, что это дело рук моего отца. Все это время он использовал меня для ограбления людей. Отец, да простит меня Бог, – чудовище. Никогда больше не говори мне, что я покрываю его.