– Вместе с похищенными сокровищами стоимостью сто тысяч фунтов? Где они? На дне Аравийского моря? Или поближе?
– Ты не представляешь, что ты наделал, приехав сюда. – Она ударила его ногой и не сдержала слез. – Ты не можешь этого представить. Я ненавижу тебя за то, что ты делаешь со мной.
Дэвид смотрел на ее опущенную голову, волосы больше не прикрывали ее глаза, полные отчаяния. Что-то дрогнуло в его груди. Она дралась с ним, уговаривала его, оскорбляла, а теперь взывала к его сочувствию. Неужели не понимала, что ее борьба закончилась?
– Разумеется, я не единственный, от кого ты пряталась все эти годы. Нет нужды говорить, что теперь термиты выползут из своих щелей и начнут охотиться за тобой.
– Тогда, если ты когда-то испытывал ко мне хотя бы какие-то чувства, отпусти меня.
Сердце его болезненно сжалось. Нахлынули воспоминания, пробудившие в нем гнев. Не имея возможности и желания снова ехать по той же тропе, Дэвид посмотрел на тропу, проходившую высоко над ними, в надежде выбраться по ней отсюда.
– Надеюсь, лошади все еще на месте. – Обернув руку плащом, он поставил Мэг на ноги. – Пойдем.
– Я не могу. – Она, покачнувшись, упала на колени. – Ты покалечил меня.
–Да, – с язвительной насмешкой сказал он, подставив ей плечо. – Разве это не всегда было проблемой между нами, Мэг?
Когда они вышли на дорогу, она дрожала. Он накинул ей на плечи свой плащ.
– К несчастью для тебя, ты мне нужна живой.
– Мне от тебя ничего не надо. – Она попыталась сбросить тяжелый плащ. – Уж лучше я умру от холода.
Несмотря на ее высокий рост, плащ накрыл ее всю, она выглядела под ним такой хрупкой, что в нем пробудилась потребность защитить ее.
– Держи этот проклятый плащ, – сказал он, застегивая его на ее шее и пытаясь подавить всплеск эмоций. – Слишком холодно. Он тебе нужен больше, чем мне.
Она посмотрела ему в глаза, и его руки уже не слушались его.
Он перевел взгляд с ее покрасневших на ветру губ на глубокие, как омут, глаза и подавил желание прижаться к ее губам.
Он не мог предполагать, как она подействует на него, не мог осознать силу желания прикоснуться к ней. Обнять ее, как прежде.
Он не мог забыть о том, во что она превратила его жизнь, или о том, что ее разыскивают за измену и убийство. Не мог забыть, зачем он здесь. Прошлое для обоих не прошло бесследно, и Дэвид не позволит себе повторить эту ошибку.
– Спасибо за плащ, – тихо произнесла она. Голос ее дрогнул.
Он ненавидел себя за то, что заботится о ней. Подхватив ее одной рукой под колени, а другой за плечи, он поднял ее и прижал к себе.
Он ненавидел себя за то, что после всего, что произошло, он все еще оплакивал ее. В его сердце Мэг Фаради умерла на пароходе девять лет назад. В этом она права. Он никогда не переставал думать о ней, помнить, как он ее любил.
– Ни за что не благодари меня, – сказал он, не отрывая глаз от дороги и чувствуя, как покачивается ее голова на его плече.
Ибо Мэг Фаради больше никогда не будет свободной.
Виктория проснулась с тяжелой головой, чувствуя себя совершенно разбитой. Она лежала в теплой постели. Повернув голову, она увидела огонь, потрескивавший в камине. Спинку кровати в стиле рококо наполовину скрывал золотистый бархатный полог, занимавший большую часть комнаты. Она обвела взглядом хорошо обставленную комнату, посмотрела на подушку, и на нее обрушились воспоминания о прошедшей ночи. Сколько бы ни прошло лет, она безошибочно узнала бы пряный запах мыла, которым пользовался Дэвид. Она была в его комнате.
В его постели.
В смущении Виктория приподнялась на локтях и попыталась привести в порядок мысли. Под одеялами на ее теле ничего не было, кроме повязки, наложенной на ребра.
Ничего удивительного, что ей трудно было дышать. Должно быть, она сломала ребра, когда упала с лошади. Ощупывая синяк на виске, она догадалась, что он дал ей снотворное. Она ощущала вкус опия и вызванную им слабость в мышцах.
Сквозь щель в задернутых шторах пробивался дневной свет. Подвинувшись к краю матраца, она села и, не дожидаясь, пока комната перестанет вращаться перед глазами, стянула с постели одеяло. Плавающая комната мешала ей, но Виктория старалась удержаться на ногах, твердо решив добраться до двери. И убежать.
– На твоем месте я бы не выходил из комнаты.
Она резко обернулась. Дэвид стоял в дверях гардеробной, натягивая рубашку. Он вел себя так, будто Виктория была любовницей, которую он оставил в своей постели. Она смотрела из-под отяжелевших век на его руки, замечая, как натянулась на его плечах белая ткань рубашки, когда он застегивал пуговицы. Его движения стали более скованными, когда их взгляды встретились.
Дэвид побрился, Виктория чувствовала запах его мыла.
Дэвид Донелли, бесспорно, был самым привлекательным мужчиной из всех, кого она знала. Таким он и остался. Белизна его рубашки подчеркивала коричнево-кофейный цвет его волос, коротко подстриженных сзади. Короче, чем раньше. Черные брюки облегали его длинные стройные ноги, высокие сапоги, в которые они были заправлены, прибавляли его внушительной фигуре лишний дюйм.
Он был ее мужем.
И она ненавидела его.
И все же, даже после всех этих лет, она воспринимала его так же, как в своих воспоминаниях. Это ощущение заставляло ее чувствовать себя женщиной. Здесь время ничего не изменило, лишь воспламенило тлевший в их душах пепел. Десять лет назад она вышла за него замуж, потому что была без памяти влюблена в него. Он тогда воспользовался этим. Сейчас инстинкт самосохранения побуждал ее бежать от него. Она ухватилась за ручку и открыла дверь.
– Позволь мне дать тебе один совет, Мэг, – сказал он, засовывая рубашку за пояс брюк. Она насторожилась. – Ты красивая женщина. Прикрывшись одеялом, ты не успеешь добраться и до конца улицы.
– Можешь смеяться над моим бедственным положением, Донелли.
Он остановился перед ней.
– Признаться, мне всегда нравилось, когда ты прикрывалась одной лишь простыней. А еще лучше – когда вообще не прикрывалась. Ты была самой красивой женщиной в Калькутте. И знала это.
– Не обвиняй меня в своей похоти. Не моя вина, что ты не мог сдержаться.
– Ах, Мэг. – Он взял ее за подбородок. – В твоем хорошеньком ротике по-прежнему капелька яда.
– А у тебя, Дэвид? Ты все еще обладаешь этой легендарной... мощью?
Он протянул руку через ее плечо и захлопнул дверь.
– Ты была права относительно сломанного ребра и сотрясения мозга. – Он повернул ее голову в ту и другую сторону и осмотрел ее глаза. – Думаю, у тебя также сотрясение.
Она смотрела на него, не веря своим глазам. Уж не снится ли ей все это?
– Это диагноз специалиста?
– Я кое-что смыслю в медицине, – равнодушно заметил он.
– Я тоже. – Она провела пальцем по чуть заметно вырисовывавшимся под его рубашкой мускулам, не переставая восхищаться его телом. – Однажды я зашивала рану – рассеченную кожу от виска до шеи. Это было ужасно.
Выражение его глаз говорило ей, что он не верит ни единому ее слову, но это ее не беспокоило.
– А где ты жил все эти годы?
– В Ирландии, – ответил он, помолчав.
– Один?
Это было все, что она осмелилась спросить, все, что ей хотелось узнать, хотя, глядя на звезды, она часто думала, не смотрит ли и он в этот момент на небо, думая о ней. Или о том, как бы они жили вместе, если бы она была иной.
Он все еще держал руку на двери, и Виктория не могла не чувствовать тепло и запах его тела.
– Чем ты занимаешься, Мэг?
– Разве я тебе не говорила, что опий заставляет меня делать и говорить абсурдные вещи?
Он не спускал с нее глаз, и она так и стояла, прижимая к груди одеяло. Ее злило, что она не может прочесть его мысли.
Она никогда не умела читать его мысли, а опьяненная снотворным, невольно боролась с ощущением блаженства, которое испытывала, находясь рядом с ним.