— Трави, трави потихонечку, — шептал он на ушко. — Пусть устанет. Выбирай помалу, — вновь наговаривал он, когда леса ослабевала. — Воздуха глотнет — успокоится.
Лена сосредоточила все свое внимание на леске, которая то ослабевала и она выбирала ее, то резала воду из стороны в сторону, и Михась видел ее побелевшие пальцы, намертво вцепившиеся в ручку спиннинга. Лицо приобрело другое выражение, азарт полностью завладел ею и слова-подсказки переваривались стволовой частью мозга, словно рефлексы, не обрабатываясь серым веществом, — на это не хватало времени. Щука уже была рядом, метрах в трех от борта, и отчаянно боролась за свою жизнь, пытаясь уйти в глубь и в сторону. Николай «физически» ощущал звенящую леску и молил рыбацкого бога, чтобы она не оборвалась, но вскоре рыба глотнула воздуха и ослабла. Лена подтянула ее ближе, и Михась поддел ее саком, выкидывая в лодку и накрывая мешком, чтобы не выпрыгнула и не ударила хвостом, такое редко, но бывало у неопытных рыбаков. Напряжение спало, и Лена с Николаем смогли перевести дух.
— Вот и ты, Леночка, стала настоящим рыбаком, немногие мужики могут похвалиться щукой таких размеров, метр-то точно будет, — улыбался Михась. — Прибавишь половинку, когда станешь рассказывать: никто из рыбаков не поверит истине, все преувеличивают. Но я тебя сфотографирую на катере — от этого факта никуда не уйдешь.
Рыбацкое везение Лену не покидало, они еще выловили по паре небольших щучек и причалили к катеру. Михась на всякий случай оглушил щуку, сунул ей в пасть палку, сжав челюсти рукой, чтобы она не сорвалась, и сделал несколько снимков. Теперь можно хвастаться спокойно, доказательства есть, и никто не обвинит Леночку в том, что она немножко прибавила размеры, — так принято в рыбацкой среде.
Лена решила сварить уху, почистила щуку, отрезала несколько кусков, остальное Николай засолил для последующего вяления. Особо он обошелся с головой, удалив всю мякоть и жабры, пояснил, что хочет сделать из нее муляж или, вернее, чучело, прибить на резную досточку, покрыть лаком и повесить в квартире как один из лучших и дорогих сувениров.
Михась решил провести этот незабываемый вечер на берегу, Лена собрала припасы и они отплыли. Николай разводил костер, Лена занималась ухой и другой пищей, резала помидорки, огурчики, сервировала «столик» с возможной изысканностью, подходя к ужину творчески. Единственное, что подсказал ей Николай, — это плеснуть в котелок рюмку водки. «Иначе будет рыбный суп, а не уха», — пояснил он. Наконец, все было готово, и они наслаждались вкусом ухи, ароматом леса и запахом чабреца, приносимого иногда ветерком.
Подбросив в костер дровишек, Михась обнял Лену, глядя на звезды. На Байкале они казались ярче и ближе — городской смог не затмевал их контрастность и красоту. Он нашел Большую Медведицу, Малую и Полярную звезду, указывая на них рукой Лене, больше не знал названий, и всматривался в Млечный Путь, словно стараясь познать в нем мириады далеких планет и созвездий. Как мал и ничтожен человек, но и он когда-нибудь встретится с космическим разумом. Что принесет эта встреча? Горе разрушения или радость созидания?
Ветерок холодил с моря, и Михась прикрыл собой Лену с залива, глядя уже на уносившиеся в темную высь искры костра. Она прижалась спиной к его груди, думая о том, что ей впервые не скучно поздним вечером на природе. Раньше компания веселилась, а она старалась уединиться, погрустить и помечтать немного. Теперь хотелось быть всегда вместе, прижаться и мечтать вдвоем, строить планы и обсуждать вопросы. Лене подумалось, что на следующий год она не сможет приехать сюда, наверное, станет мамой. Какое это необычное, емкое и ласковое слово — МАМА, может, она уже беременна и гормоны действуют на ее кровь и мозг? Она повернулась к нему, стараясь в отблесках пламени заглянуть в глаза и прочитать его мысли. Ей казалось, что она видит маленького Колечку на руках у отца, а она обнимает их обоих, и нет предела их счастью.
Деньки летели незаметно и быстро даже тогда, когда погода испортилась и пошел дождь, пробрасываемый снегом. Михась снял сети, рыбы им хватало с избытком, и они почти все время проводили в теплой, уютной каюте, иногда выходя на палубу освежиться и поймать на руку первые неустойчивые снежинки-льдинки.
Валяясь и нежась на кровати с Леной, Николай задумался вдохновенно, потом взял листочек и карандаш, стал записывать. Лена поинтересовалась и он ответил, что скоро закончит, просил подождать десять минут, но не уложился и в двадцать. Зато через полчаса он присел повыше, подоткнув подушки, и с торжественным выражением объявил: «Для тебя»!
Михась замолчал, глядя в упор на Лену, ждал приговора сочинению и своим чувствам: писал от сердца, из глубины души. Последнее время Елена индифферентно относилась к стихам — ей нравились многие, но она их не читала из-за отсутствия времени и напряженности современной жизни. Культурология страны упала ниже некуда, появилось много бездарей, обладающих деньгами и имеющими возможности опубликования своего «дерьма». Некоторые хорошие произведения не печатались — у авторов не было денег, рукописи никто не читал: есть деньги — печатают, нет денег — и ничего нет. Но услышанное потрясло ее — любимый мужчина на ее глазах сочинил стихи, и пусть они были бы хуже — все равно оценились бы высоко. Пусть не как литературное произведение, а рифмованные мысли.
Её восхищенный взгляд застыл на его лице и через некоторое время она промолвила:
— Коленька, это так прекрасно! Ты буквально за несколько минут написал самое дорогое для меня произведение, дороже его у меня не было и не будет. Как здорово ты выразил свои чувства! Когда ты читал, я представляла себе старика-Байкала, который песком незатоптанным манит к себе романтичных людей, встречает, омывая городскую пыль, радуется, а потом с грустью рассказывает о своей тоске. О пустынном бреге в такой же день, о зимней скуке, когда он общается только с лунной тенью, но Байкал не печалится, прогоняя огорчения, и предлагает встречаться чаще. Я бы и в прозе не смогла выразиться так чувственно и поэтично. Ты молодец!