Достаю из кармана бумажник, выковыриваю оттуда две пятьсотрублевки, аккуратно кладу на гардеробную стойку в пределах его зрения.
Он, кстати, за время моего монолога, уже успел подняться на ноги, пригладить растрепавшиеся волосы, разделить безукоризненный пробор, и вид, соответственно, имел уже почти что презентабельный.
– Отчего же не понять, – говорит, косясь на пятихатки, предельно елейным и подобострастным голосом, – все-с понимаем-с и все сделаем-с в лучшем виде, молодой господин, вы уж не беспокойтесь.
Я аж чуть не икнул от удивления.
– Слушай, – спрашиваю, – отец, а у тебя дети есть?
– А как же, – кивает с достоинством, и даже некоторой гордостью. – Трое. Дочку недавно замуж выдал. Старший сын барменом в «Национале» работает. А младший сейчас в Академии госуправления учится, собирается в начальники выбиться, вроде вас, уважаемый…
Я усмехаюсь и закуриваю очередную, уже бессчетную за это дурацкое утро сигарету.
– Вот этого-то, бать, – вздыхаю, – я больше всего в последнее время почему-то и боюсь. Даже сегодня, представь себе, уже однажды пугался, причем до дрожи в коленях. И ничего с собой поделать не могу, то есть вообще, ты представляешь?
Стряхиваю пепельный столбик с сигареты прямо на блистающий безукоризненной чистотой мраморный пол и так и ухожу, оставляя его в состоянии полного и безоговорочного недоумения…
Глава 13
В настроении из этого клуба я вышел, надо сказать, в пренаихреновейшем.
Будто в чужом дерьме с ног до головы измазался.
Причем не просто в дерьме, а в жидком таком, вонючем и заразном. Пару раз бывал в больнице, в инфекционном отделении, по газетным делам, приходилось наблюдать, увы.
Бррр…
До сих пор тошнота подкатывает.
К тому же – в дерьме уже далеко не свежем, а порядком перебродившем и хорошо настоявшемся.
Настоявшемся на моем собственном конформизме, трусости и нежелании хоть как-то из этого поганого круга – и хоть куда-нибудь – вырываться.
Тьфу ты, гадость какая…
Что же мы за народ-то за такой, думаю?
И – тут же вспоминаю незабвенное довлатовское: нормальный народ, сучье да беспредельщина…
Н-да уж, думаю…
И ведь, сцуко, что самое поганое – я сам тоже ничуть не лучше.
Просто немного другой, чем они.
Дано мне по этой жизни немного побольше, чего уж там…
Но это меня, увы, – ну нисколечко не извиняет.
А совсем даже и наоборот.
Ведь с меня и спрашивать-то будут, по итогу, совеем не как с них, а по куда более серьезному счету.
Возможно даже, что и по гамбургскому.
Узнать бы только – кто.
Уж я-то ему, тому, кто все это дерьмо придумал, в котором нам жить приходится, – бороденку-то бы повыдергал…
Хотя – кому это – «ему»?!
Угу.
Щаз.
А может, тебе, брат, лучше прямо сейчас разбежаться, как следует, да и головой об стену?
Или, еще лучше, – об зеркало.
За то, что оно тебе каждый раз эти ссыклявые щщи по утрам в стекле демонстрирует…
Бриться противно…
…А ведь они тебя, думаю, – все-таки поимели, Данька.
Оба.
По полной программе.
И тот, который сейчас в сортире пытается себя хоть как-то в порядок привести, и тот, который в гардеробной твои купюры разглаживает и пересчитывает.
И дело тут вовсе не в том, что эти самые купюры ты тоже не из воздуха нарисовал и они тебе самому вполне бы даже и пригодились бы. А в том, что для решения своих, пусть как бы и совсем не мелких, проблем, ты в очередной раз сам себя опустил на их самый что ни на есть нижеплинтусный уровень.
Сравнялся, так сказать.
Игра равна – сыграли два говна.
Как раз по тайму, с заменами.
И ничего-то ты, брат, тут с этим уже не поделаешь.
Это тебе – не в «первой линии» стоять. И даже не акцию очередную рассчитывать и планировать…
Там – все понятно.
Друзья, враги…
А что ты этим-то вот уродам вообще можешь противопоставить, а, Дэн?
Страх?!
Их страх?!
И свою власть над ними в момент этого страха?!
И ничего более?!
Так ведь, что самое поганое, – они заранее готовы платить тебе эту цену.
Сами готовы.
Она входит в их понятия, в их систему координат, будь они неладны.
К тому же – ты просто физически не сможешь всегда держать их в страхе перед собой и такими, как ты. А на своей поляне, да еще по своим правилам, – они тебя по-любому сделают.
Да и мразотное это состояние – чувство власти над вот такими вот персонажами.
Сблевное…
…А не нажраться ли мне кстати сегодня, думаю?
До той самой до «блевоты»?
Чтобы, так сказать, – клин клином?
Делать-то один хрен до завтрашних похорон совершенно нечего…
…Сел в машину и поехал в знакомый всему мясному движу паб, на Сухаревку.
Время сейчас хоть и раннее, думаю, но кого-нибудь из наших там наверняка застану.
Хоть пообщаюсь с каким живым человеком, рюмку с ним выпью, закушу, чем бог пошлет.