Поистине престранная отроковица. Вместе и сурова и мягка. Весьма искренна и прямодушна, но притом загадочна, как старинная книга. Припоминаю ее обхождение с камеристками и подругами. Иной раз мнится, будто не дева то была, а дерзкий мальчишка в девичьем платье, коего не мешало бы приструнить.
Однако мне пришелся по сердцу ее смелый и твердый взор. Должно быть, она не упускает случая наступить на мозоль кое-кому из святых отцов, а почтения не выказывает ни перед кем.
Если же надобно, ластится, словно кошка, и добивается своего. Иначе и я не полез бы в грязный пруд за лилиями.
Ручка у нее тяжелая, судя по той пощечине, но притом мягкая, точно кошачья лапка.
In summa [5], как говорят логики, королева!
О да, я решился изловить не простую кошечку, а царского зверя, — при мысли этой прямо-таки в жар бросает.
Маски опять скрылся.
Нынче от одного верного человека узнал я о прогулке принцессы верхом, вызвавшей много толков да пересудов. И ведь как раз в тот день — день святой Гертруды — посетили меня столь странные сладостные мечтания... Принцесса в Эксбриджском лесу сбилась с дороги, и магистр Маски указал ей и ее спутникам хижину матушки Бригитты на болотах.
Елизавета выпила любовный эликсир! Да благословит Господь сей напиток!
Леди Эллинор Хантингтон замышляет недоброе, клянусь спасением души, она хочет помешать нашей будущей свадьбе, потому и попыталась в возмутительном высокомерии вышибить из рук принцессы чашу с напитком. Не тут-то было...
Ненавижу эту надменную, жестокосердную особу.
Сгораю от нетерпения: когда же можно будет посетить Ричмонд? Как только улажу все необходимые дела и развяжусь с некоторыми обязательствами, не мешкая подыщу предлог, объясняющий мою поездку в Ричмонд.
Итак, Елизавета, до свидания!
В день Богородицы скорбящей
Мучат тревоги. Недавние предприятия Воронов внушают большие опасения.
В день святого Квирина
Равнодушие правителя Уэльса окончательно сбивает меня с толку. Почему не принимаются меры к защите Воронов? Почему не использовать вместо них какую-то другую шайку?
Неужели движению евангелистов пришел конец? Неужели лорд-протектор готов предать своих верных подданных?
По всей видимости, я совершил глупость. Нельзя, ох нельзя было идти на союз с чернью. Дело не выгорит, только замараешься.
И все же, если тщательно все взвесить, мне не за что корить себя. Ибо сведения, поступающие ко мне из лагеря реформаторов-евангелистов, вполне надежны. Пути отступления им отрезаны.
Лорд-протектор... (здесь листок оборван) ...на завоевание Гренландии. Какое войско, если не сию ораву отчаянных матросов и отслуживших свое наемников, я смогу снарядить незамедлительно, как только начнутся сборы в опасный поход, на завоевание северных земель?
Звезда меня выведет! Незачем отвлекаться пустыми размышлениями.
В четверг на Страстной неделе
О проклятые страхи! День ото дня гложут все злее. Поистине, сумей человек превозмочь свой страх, раз и навсегда отбросить робость, причем и ту, что потаенно обитает в душе, он стал бы чудотворцем — вот что я думаю. Силам тьмы пришлось бы подчиниться такому смертному... Все еще нет известия от Воронов. Все еще нет известия и от „магистра русского царя“. И ни единой весточки из Лондона!
Последние денежные отчисления в походную казну Бартлета Грина — о если бы никогда в жизни не слыхивал я сего имени! — превысили мои возможности. Если из Лондона не придет ответ, я буду связан по рукам и ногам!
Нынче прочитал о дерзком разбойничьем набеге Бартлета Грина на вертеп папистов. Подобного этому удалому налету еще не бывало. Не иначе сам черт сделал душегуба неуязвимым для пуль и клинков, однако про других головорезов из его шайки этого не скажешь. Безрассудная вылазка!
Если Бартлет будет и впредь одерживать победы, чахоточной Марии не видать трона как своих ушей. На престол взойдет Елизавета. И тогда — вперед к вершинам!
В Страстную пятницу
Неужто проснулась та свинья в зеркале? Снова на меня пялится пьяная харя? Напился, негодяй?
С бургундского на ногах не стоишь?
Нет, жалкий слабак, признайся: ты пьян от страха.
О Господи, ведь предчувствовал я! Воронам конец. Их окружили.
Губернатор... я плюну ему в лицо, да, харкну в проклятую физиономию господина лорда!
Опомнись, приятель! Ты сам, на свой страх и риск, поведешь Воронов в бой! Вороны, дети мои! Эгей!
Не трусь, старина Джон, не трусь!
Не трусь!
В день Воскресения Христова, лета 1549-го