Ну а что же моя черкесская княжна? Она, казалось, вот-вот вскочит с кресла, на прекрасном лице, точно набегающие волны, сменяли друг друга нетерпение и признательность, тревога, беспокойство и откровенное желание подольститься.
С трудом скрыв, как сильно разочаровала меня просьба, я улыбнулся и постарался ответить помягче:
— Княжна, поверьте, я не нахожу слов от огорчения. Вы просите о пустяке, а подобная удача — оказать любезность знатной даме, очаровательной женщине, великодушно проявившей доверие, исполнить небольшую просьбу — выпадает столь редко... Мне безумно жаль, но, увы, я вынужден разочаровать вас — оружия, о котором вы говорите, у меня нет, я даже никогда не видел чего-то подобного.
Вопреки ожиданию княжна непринужденно улыбнулась и, еще больше наклонившись вперед, заговорила терпеливо и снисходительно, как мать (впрочем, очень юная), которой наврал с три короба ее ненаглядный сынок:
— Липотину, а также мне известно, что вам выпала редкая удача стать владельцем копья, которое я желаю приобрести. И вы мне его... продадите. Заранее сердечно благодарю.
— Княжна! Сударыня! Я в отчаянии, но вынужден возразить. Липотин ошибся... введен в заблуждение! Липотин, видимо, что-то перепутал, должно быть, он кому-то другому... в общем, я...
Княжна встала. Мягко покачивая плечами, подошла ко мне. Ее походка... верно, походка!.. Вот теперь я вдруг отчетливо вспомнил: княжна двигалась гибко и бесшумно, как будто на цыпочках, с поразительным изяществом и грацией, а иногда словно крадучись, да-да, она подкрадывалась... Что за дикая мысль? Глупости!
Княжна ответила:
— Возможно, вы правы. О, конечно, Липотин мог ошибиться! Вы приобрели копье сами, без его посреднических услуг. Не все ли равно? Вы обещали... подарить его мне.
Мой лоб покрылся испариной. Я был в отчаянии и более всего опасался рассердить княжну, безумно этого боялся, до дрожи, а она стояла передо мной, изумительная женщина, охваченная жадным пылким нетерпением, смотрела на меня широко раскрытыми глазами, сверкавшими чудесным золотистым блеском, с улыбкой, в которой было очарование, мощно и неотвратимо завладевающее мной; я едва удержался — еще миг, и я схватил бы ее руки, покрыл их поцелуями... или слезами... да-да, чуть было не пустил слезу от бессильной ярости на себя, не способного исполнить ее просьбу. Я порывисто выпрямился и как можно более убедительно сказал, глядя ей в лицо, постаравшись выразить голосом максимальную искренность и сожаление:
— Мое последнее слово, княжна: я не являюсь владельцем копья, вернее, наконечника, который вы ищете, да это и невозможно. Видите ли, у меня были, конечно, увлечения, пожалуй, можно назвать их страстью коллекционера, но никогда в жизни я не коллекционировал ни оружия, ни частей или деталей оружия, да и вообще, никаких изделий из металла, кованых либо... — Я испуганно замолчал и, наверное, залился краской стыда, хотя чего же было стыдиться? — я говорил правду... Но эта великолепная женщина, с милой улыбкой, без тени недовольства смотревшая на меня, небрежно, как бы невзначай поглаживала липотинский тульский ларчик, — можно подумать, ее руку притягивал к шкатулке магнит, — а ларчик-то, о, проклятый ларчик, он же серебряный, из металла, — увы, все мои уверения рассыпались как карточный домик, княжна была вправе считать меня лжецом. Ну как объяснить, в чем дело, коротко и ясно?! Я подыскивал слова. Княжна подняла руку, повелевая молчать:
— Разумеется, я вам верю, сударь, не утруждайтесь объяснениями. И не считаю возможным для себя быть посвященной в тайны ваших увлечений. Липотин наверняка ошибся. От ошибок и я не застрахована. Но прошу вас, еще раз прошу, как самый... преданный друг, как человек, быть может, по своей... наивности... питающий надежду, — уступите мне копье, которое Липотин...
Я бухнулся на колени. Сегодня эта выходка кажется мне малость театральной, однако в тот момент ничего другого не оставалось — ну как еще, какими средствами я мог бы убедительно, однако без грубости выразить свою отчаянную растерянность? Я собрался решительно произнести слова, которые окончательно отмели бы любые возражения, и начал было: «Княжна...», как вдруг она с тихим, мягким и — да, да, признаюсь — чарующим смехом скользнула к двери. Обернувшись на пороге, она сказала:
— Сударь, я вижу, вы боретесь с собой. Поверьте, ваши колебания мне понятны. Найдите выход! Примите решение, и вы меня осчастливите. Я зайду к вам еще. И тогда вы исполните мою просьбу. Подарите мне наконечник копья!