– Тебя сотворили Люцифер и Драган! Бог тут ни при чем!
– Ты заявился в день моей свадьбы, чтобы дискутировать на богословские темы? – огрызнулась мисс Хайд. – Не очень…
– Это больше не день твоей свадьбы! – перестав улыбаться, резко перебил Киллиан. Внутри все похолодело. – А теперь слушай меня внимательно. – он подошел так близко, что его дыхание касалось моего лица. – Все, кто тебе дорог, сейчас на волосок от смерти. Ваш милый сад, где все находятся, заминирован. – мужчина достал из внутреннего кармана пиджака пульт.
– Только попробуй! – прорычала я, вцепившись в него. – Живым отсюда не уйдешь!
– Да? – он ухмыльнулся. Через секунду руки повисли в воздухе, а Киллиан расхохотался за моей спиной. – Меня нельзя убить. – Наслаждаясь своей игрой, пояснил мужчина. – Не существует такого оружия. Нельзя удержать – никакими оковами. Физические преграды для Ангелов не существуют. Поняла? Тогда продолжим. Если хочешь, я устрою взрыв. Смертные умрут мгновенно. Санклитов добьют мои люди. Одна маленькая кнопка, а столько проблем! Прямо как в случае с тобой.
– Не надо, умоляю. – Прошептала я.
– Кроме того, сейчас «на мушке» твой брат Глеб и его благоверная, Гюле, а также столь любимые тобой Охотники Данила и Алекс. Продолжать, или ты поняла?
– Поняла. – С трудом выдавила я. – Чего ты хочешь?
– О, все просто. – Киллиан обошел вокруг меня и качнул пальцем сережку. – Ты уходишь со мной. И не волнуйся, я даже разрешу тебе оставить Драгану записку.
Разум заметался. «У него был выбор: быть с тобой и погибнуть, или без тебя – но остаться в живых». «Нельзя что-то получить, не отдав взамен нечто не менее ценное».
– Вот оно и аукнулось. – Сорвалось с губ.
– Так что выберешь, Ангел мой? – он склонил голову набок.
– А ты оставил мне выбор?
– Свобода выбора – традиция, не мне ее нарушать!
– Да уж, свобода выбора и впрямь библейская! – съязвила мисс Хайд. – То бишь не предусматривающая свободы вообще.
– Знаешь, Господь создал мир за семь дней, но я не так терпелив. Так что ты выбираешь, Саяна? Подписываешь всем смертный приговор или уходишь со мной?
– Ты сам знаешь ответ. – Процедила я сквозь зубы, едва сдерживая слезы.
– Очень хорошо. – Он удовлетворенно кивнул и протянул руку. – Идем.
– Ты обещал, что я смогу оставить записку.
– Глупостей делать не будешь?
– Не буду.
– Пиши. – Мужчина вышел на балкон. В одном из ящиков бюро я нашла ручку, бумагу и замерла. Что писать?!
…Оставив записку и переодевшись, я спустилась по лестнице вслед за Киллианом и подняла голову. Беспилотники на месте. Прости, Джан. Пара секунд – и все «птички» ослепли. Никто никогда не восстановит эту информацию. Потому что нельзя, чтобы Горан знал, почему я ушла. Объясню, когда вернусь. А я обязательно вернусь!
Планета продолжала вращение, но моя жизнь остановилась. Кровь и боль – вот и весь сказ, как сказал когда-то Савва. Время идет, а ничего не меняется. Это и про мою жизнь. Я вдребезги разбила Горану сердце. Снова.
– Зачем я тебе? – мои глаза устремились на Киллиана, когда самолет взмыл в воздух.
– Чтобы родить мне ребенка. – Как ни в чем ни бывало, ответил он. – Ни одна санклитка не смогла этого сделать. И теперь понятно, почему. Ты единственная достойна стать его матерью. Я ждал тебя много тысячелетий, Саяна, Ангел мой.
Мне пришлось собрать все силы в кулак, чтобы не расхохотаться. Как же ты лажанулся, урод! Никогда тебе не стать отцом моего ребенка! Драган успел первым!
Я уже ношу под сердцем нашего с Гораном сына!
Есть незыблемое правило – мотыльки летят на огонь. Их судьба – сгореть в его объятиях, не оставив и следа. Одни бросаются в пламя, потеряв голову. Другие, более осторожные, порхают вокруг, пытаясь противиться коварному искушению, зов которого проникает в самую суть души. Они кружат в медленном танце смерти, и медленно, но верно приближаются к огню, теряя бдительность, чтобы в конце концов сгинуть, сдавшись гипнотически притягательному трансу величия смерти.
Считанные единицы, подлетев вплотную, успевают опомниться и стремглав броситься прочь, поражаясь своей храбрости. Их нежные крылышки, опаленные объятиями поцелуя вечности, не выдерживают, но мотыльки, считая себя спасшимися, падают в непроглядную тьму ночи, чтобы никогда более не познать счастье свободы полета. Они попадают в безраздельную власть страха и безысходности, запускающих в них свои ледяные щупальца, и истлевают в безнадежности, в последних снах со святым смирением тоскуя о пламени, полном величия и любви.
Так кто я? Сгоревший безрассудный мотылек? Насекомое с опаленными крыльями? Тоскующий об огне житель вечного мрака? Нет! Я и есть огонь!