— Как? — удивлённо спросил он. — Но… но я вас представлял иначе…
— Знаю, — резко ответила девушка, — костлявой, горбатой, в чёрном плаще, с огромной косой… Все вы такие…
— Но я всё же не понимаю, почему именно так… — начал Семёнов, но девушка его перебила.
— А тут и понимать нечего, — обиженно сказала она, — я прихожу к людям такой, какой была их жизнь. Это вы сами превращаете меня в мешок с костями. И это ещё не самое страшное, бывают такие извращенцы…
Тут девушка закрыла глаза и покачала головой. Между тем Василий впал в полнейшее замешательство и боялся ещё о чём-либо спросить. Но тут вновь в голову полезли страшные и тяжёлые мысли о том, что он умер, так многого ещё не сделав. Вся жизнь пронеслась перед глазами, все радости и печали, детство, отрочество, юность, всё до последнего дня. Тут к горлу подступил ком, невероятно тугой и горький. Слёзы покатились по щекам, а плечи задрожали от рыданий.
— Вы плачете? — растроганно спросила девушка.
— Нет… — пытаясь сдерживаться, ответил Семёнов.
— Хм, чудной вы какой. Умерли, а всё ещё врёте.
— А разве мёртвые плачут?
— Плачут, поверьте, ещё как плачут, — со вздохом ответила она.
Затем девушка, подойдя ближе, ободряюще похлопала его по плечу. В молчании они простояли довольно долго. Наконец Семёнов успокоился и спросил:
— Куда меня теперь, в ад или в рай?
— А куда вам больше хочется? — с улыбкой спросила девушка.
— В рай… — помедлив, ответил Семёнов.
— Ну, так всем туда хочется. А что вы сделали, чтобы туда попасть?
— Я? Не знаю… Да, наверное, ничего я в своей жизни не сделал… У меня нет своего дома, нет детей, нет даже любимой девушки… Мне нечем гордиться. Я, как и все, пошёл в школу, потом в институт, ну а теперь у меня скучнейшая на свете работа… Я сам никого не спас, да и вообще все мне всегда помогали. Я был неудачником, и наверное сам ба даже школу не закончил. Мне нечем похвастаться. Значит — в ад?
— В ад? За что же? Вы же никого не убили, не обокрали, не разбили ничьего сердца вдребезги. Вы не так уж и плохи. И, кстати, вспомните, как вы утешали маленькую девочку в лагере. Она вас не забыла и очень благодарна вам за то, что не бросили её, когда все от неё отвернулись. Вы, можно так сказать, спасли её! Вы не губили своё здоровье табаком и алкоголем, а знаете, какой уродиной я делаюсь для курильщиков и пьяниц? А к наркоманам я прихожу такой, что сама себя пугаюсь. Но если бы вы ещё и не ругались, то у меня не было бы на шее этих страшных рубцов.
Тут девушка повернулась, приподняла локоны, и Семёнов увидел множество кровоточащих язв на красивой шее девушки.
— Простите, простите меня… я не знал… — залепетал Василий.
— Ну, ну, никто не знает… вот и являюсь я почто ко всем в чёрном балахоне, чтобы люди не видели сразу всего, что со мной сотворили. А вот если человек праведный, то к нему я прихожу ребёнком.
— Скажите, — спросил Семёнов после минутной паузы, — а что же будет с моими родными без меня?
— С родными? Ха, наконец-то вспомнили! — со злой иронией в голосе ответила девушка. — Этого уж я не знаю, да и вам-то не всё ли равно? Вы же сами кричали: «Я уже взрослый человек! Вы мне не нужны!» А этим вы ранили их до глубины души!
— Простите… я не думал…
— Вот и верно, что вы не думали! Знаете, какой у меня остался шрам от вашей ссоры! Да и вообще, почему вы оправдываетесь всё время передо мной, ведь лично мне ничего дурного вы не сделали, я же всего-навсего смерть…
— Я виноват… я страшно виноват перед ними…
— Ну вот, вы и это осознали. А шрам всё же страшный, но так и быть, показывать его не буду, сами можете представить. И, между прочим, у меня не один такой шрам. Знаете, скольких людей вы незаслуженно обидели?
— Представляю… — грустно сказал Семёнов, отводя взгляд и опуская голову. — Если бы я только мог всё исправить… Если бы я только мог…
— А вы уверены, что это у вас получится?
— Да, конечно! Теперь я знаю, в чём ошибался.
— Уверены? Может это вам только кажется? Может вы всё-таки не до конца поняли, что было нехорошо в вашей жизни? Знаете, когда вы вредите природе, скажем срываете цветы без всякой надобности, а потом бросаете их в грязь, у меня начинают гнить ноги. Только взгляните на эти гнойные язвы!
Но Семёнову больше не хотелось никуда смотреть. Он снова опустился на пол и прижал голову к коленям. Он плакал, вспоминая все свои дела, от которых его ближним было плохо. Он не мог поверить, что умер, а вспомнят его только по лжи и трусости.
— Ну, ну, не стоит так убиваться, — смягчившись сказала девушка, и ласково поглядела на него.