Форсайт кивнул; объяснения его не удовлетворили, но он был достаточно опытен, чтобы угадать тупик задолго до того, как ткнуться в него носом. Политикам издревле присуща склонность выискивать виновных, однако за плечами Пирбазари были двадцать лет службы в Силах обороны Эмпиреи, и, если он считал, что было сделано все возможное, вероятно, так оно и есть.
– В таком случае вопрос закрыт, – проворчал он. – Нет ли у тебя свежих мыслей относительно того, с какой целью Пакс устроил это представление?
Пирбазари пожал плечами.
– Самая распространенная теория по-прежнему заключается в том, что они продолжают нагнетать психологическое давление, пытаясь выяснить, какой прием их ждет, вздумай они прислать сюда боевые суда и завязать перестрелку. По другой, менее популярной версии, им потребовался план физической конфигурации наших сетей, и они решили, что корабль, размеры которого выходят за обычные параметры наших ускорителей, позволит им вести разведку несколько дольше.
– Либо они хотели что-нибудь подбросить нам и рассчитывали, что это удобнее сделать в сумятице боя?
– Если так, они добились своего, – сухо произнес Пирбазари. – Корабли СОЭ продолжали патрулировать район схватки в течение нескольких часов после ее окончания, но не обнаружили ничего, кроме астероидов. Если «Комитаджи» действительно что-то сбросил, то это был очень маленький объект.
– Или очень хорошо замаскированный, – возразил Форсайт.
– Верно, – согласился Пирбазари. – Однако попытка внедрить шпиона сулила бы им множество хлопот и опасностей. Особенно если вспомнить, что у нас и без того действует резидентура Пакса либо их автоматизированная система, которая собирает, сортирует и передает информацию.
– Да, по меньшей мере одно из двух. – Форсайт мрачно кивнул. – Полагаю, эти передачи продолжаются, как и раньше?
– Все по-прежнему, изменилось только расписание выхода в эфир. «Комитаджи» появился у нас точно в срок, чтобы перехватить последний импульс. По всей видимости, эта операция была спланирована очень тщательно.
– И мы до сих пор не знаем, где в системе Лорелеи спрятан передатчик.
– Не знаем, – подтвердил Пирбазари. – И если его еще не обнаружили, не обнаружат никогда. Система трансляции, которой пользуется Пакс, – настоящее чудо инженерной мысли.
– Иначе и быть не могло, – проворчал Форсайт. – Прежде чем мы вышвырнули их из своего пространства, у Пакса было пять месяцев, чтобы установить аппарат.
– Да, сэр, – пробормотал Пирбазари.
Форсайт посмотрел на помощника, ощущая, как в душе Пирбазари борются прежние и нынешние привязанности.
– Я не упрекаю в этом СОЭ, – сказал он. – Не их вина, что корабли и люди Пакса буквально кишат в наших мирах. Верховному Сенату не следовало соглашаться на эти бесплодные переговоры в пространстве Эмпиреи. Нужно было перенести их на нейтральную территорию.
Лицо Пирбазари прояснилось – он вновь обрел почву под ногами.
– Это не нравится никому из нас, – признался он. – Однако я уверен, что если шпионам Пакса и удалось миновать наши заслоны, то их можно пересчитать по пальцам.
– Хватит и нескольких человек. – Форсайт посмотрел на цилиндр, который держал в руке, и положил его на стол. – Я изучу доклад позже. Если он вообще заслуживает внимания.
– Да, сэр. – Пирбазари кивком указал на экран. – Ваш отец?
Форсайт бросил взгляд на застывшее изображение.
– Да. Его речь в космопорту, в тот самый день, когда он покинул Лорелею, чтобы занять свое место в Сенате.
– Я помню этот день, – задумчиво произнес Пирбазари. – Мои родители смотрели его выступление дома, и на всем его протяжении мой старик недовольно бурчал – сколько, мол, можно мусолить избитые истины.
Форсайт негромко усмехнулся:
– Он был настолько самоуверен?
– Да, сэр, – ответил Пирбазари. – Но он ошибался и во многом другом.
Форсайт улыбнулся, чувствуя, как от горестно-сладких воспоминаний сжимается горло.
– Отец был искусным политиком, – заговорил он, скорее обращаясь к самому себе, чем к Пирбазари. – Многие этого не понимали либо не верили ему. Но он действительно был настоящим профессионалом. Он, как никто другой, разбирался в системе сдержек и противовесов, которые позволяют правительству функционировать. Он понимал, что без сделок и компромиссов невозможно воплотить в жизнь ни одно решение. И он доводил свои замыслы до конца.
На мгновение в комнате воцарилось молчание, и Форсайт словно воочию увидел перед собой отца. Только что тот смеялся и шутил, а в следующую минуту уже поверял сыну очередной секрет ремесла политика.
– Кстати о выступлениях, – произнес в тишине Пирбазари. – Через полчаса вам выходить в эфир. Быть может, я отправлюсь в студию и все подготовлю?
Видение исчезло, отец вновь превратился в неподвижную картинку на экране.
– Нет, – ответил Форсайт. – Лучше попробуй еще раз уговорить СОЭ установить наблюдение за посадкой кораблей. Если Пакс действительно выбросил разведчика, он рано или поздно должен спуститься на планету.
– Так точно, сэр, – сказал Пирбазари, но в его голосе не чувствовалось воодушевления.
– Понимаю, это может оказаться пустой тратой времени, – согласился Форсайт, отвечая на невысказанные мысли помощника. – Мне уже вежливо намекнули, что у СОЭ нет столько людей, чтобы осматривать каждый рудовоз или грузовик в системе Лорелеи. Но если мы будем надоедать им, то, может быть, они согласятся организовать хотя бы выборочный контроль. Просто чтобы отделаться от нас.
Пирбазари тонко улыбнулся:
– Приятно работать с человеком, который разбирается в психологии. Но как быть с подготовкой студии?
– Этим займется Роньон, – ответил Форсайт и, взяв в руки свой коммуникационный жезл, три раза нажал кнопку вызова другого помощника. – Потом расскажешь мне, чем закончилась поездка в СОЭ.
– Слушаюсь, сэр. – Пирбазари чуть склонил голову, с военной четкостью развернулся и вышел из комнаты.
Форсайт вновь посмотрел на экран, чувствуя, что его раздражение, вызванное действиями чинов СОЭ – как, впрочем, и иными событиями последних дней, – сменяется застарелой горечью. Да, он неплохо разбирался в людях; политике и психологии его учил непревзойденный мастер. Человек, познавший систему власти до таких глубин, что к концу второго срока избрания его называли самым компетентным Верховным Сенатором Лорелеи, когда-либо представлявшим ее на Ахаре.
И вдруг эта система рухнула.
Отец, разумеется, боролся. В ходе долгих ожесточенных дискуссий он утверждал, что новооткрытые ангелы слишком плохо изучены, чтобы позволять им воздействовать на людей, особенно на тех, кто несет прямую ответственность за благосостояние Эмпиреи. Однако авторитет реформаторов был непоколебим, воодушевление масс буквально воспарило до небес, а сказки о бесчестии и алчности растленных политиков слишком глубоко укоренились в народной мифологии. Всеобщее движение в поддержку эксперимента с ангелами неуклонно набирало силу, и, по мере того как оно крепло, все те, кто поначалу выступал против, втихую оказались по ту сторону баррикад. Даже средства массовой информации, исходившие слюной при малейшем намеке на раскол мнений, столь же незаметно превратились в сплоченную команду болельщиков, ратующих за Эксперимент.
В конце концов отец остался в одиночестве. И когда ему выдали персонального ангела, он вернул его обратно. Вместе с заявлением об отставке.
Это был последний жесткий, безвыигрышный шаг в его политической карьере. Вероятно – последнее жесткое и безвыигрышное решение из всех, которые принимались Верховным Сенатом за восемнадцать лет, минувших с той поры.
Этого не замечал никто, кроме Форсайта; план противостояния все более настойчивым вторжениям Пакса на территорию Эмпиреи, основанный на применении сетей и ускорителей, был лишь очередным свидетельством коллективной нерешительности Верховных Сенаторов. Они то и дело, хотя и не без оснований, заявляли, будто бы политика Пакса нацелена на захват, а не уничтожение и будто бы он стремится поглотить Эмпирею, как поглотил остальные земные колонии, поселившиеся в дальних уголках космоса за последние триста лет. Само по себе это предположение выглядело достаточно разумным.