Анжелине не составило труда найти дом под номером одиннадцать на улице Монтань. Серая дверь была приоткрыта. Молодая женщина вошла в темный коридор, куда почти не доносился уличный шум. Слева она заметила вторую дверь и робко постучала.
— Кто там? — раздался гнусавый голос.
— Я от Эвлалии. Хочу взглянуть на ее сосунка, — ответила Анжелина.
— Входите! — крикнула женщина.
Еще оглушенная гвалтом и оживлением, царившими на площади перед церковью, молодая мать подошла к корзине для белья, за ручку подвешенной к потолку. В ней лежал Анри. Розовощекий малыш не спал, а сосал палец. Взгляд его светло-голубых глаз был устремлен куда-то в пространство.
— Здравствуйте, мадам! Простите за беспокойство. — Анжелина поздоровалась, даже не взглянув на хозяйку дома.
Она не могла оторвать глаз от своего ребенка. Анри изменился: он стал более пухлым, а черты его лица более отчетливыми.
— А вы — мадемуазель Лубе? — спросила Берта, крепкая пятидесятилетняя женщина в черном платье, которая, не вставая со стула, продолжала вязать.
— Да. Я приехала в долину, чтобы проведать малыша. И буду приезжать каждый месяц.
— Сноха рассказывала о вас, — продолжала женщина. — Каждый месяц… Это так необычно…
— Мне это безразлично. Я не могу отказаться от денег, которые приносят эти поездки, — солгала Анжелина намеренно суровым тоном.
Молодая женщина боялась выдать себя и поэтому никому не доверяла. Она осторожно взяла ребенка на руки и прижала к груди. Анри был чистым, на круглой головке был белый хлопчатобумажный чепчик. Аккуратно завернутый в шерстяную пеленку, он казался таким крепким, смышленым.
«Моя крошка, мое сокровище, какой же ты красивый! — думала потрясенная Анжелина. — Ты смотришь на меня, но узнаешь ли? Конечно нет, ты же такой маленький!»
— За ним хорошо ухаживают, — громко сказала она. — Похвалите от моего имени свою сноху.
— Эвлалия следит за ним, как за родным. Вы можете доверять ей. А этот малыш умненький и плачет редко.
— Если он не плачет, значит, ему хорошо, не голодно и не холодно, — откликнулась молодая женщина.
Казалось, Анри прислушивался к ее словам. Он улыбнулся одной из тех мечтательных улыбок, которые дети посылают лицу, склонившемуся над ними. Это простой знак благополучия, но Анжелина была растрогана до глубины души. Она быстро повернулась спиной к хозяйке дома, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
— Какой чудесный малыш! — сказала Анжелина. — Как мать могла разлучиться с новорожденным? Мадам, а вы смогли бы?
Молодая женщина ходила по комнате взад-вперед, стараясь успокоиться и не выдать своих чувств.
— Да, если бы у меня были средства, — призналась свекровь Эвлалии. — В молодости мой муж был торговцем вразнос. Он исходил все горы и долины. А я была привязана к дому, ведь у нас было четверо детей. Но я предпочла бы ездить вместе с ним. Не могу жаловаться, он зарабатывал деньги. А сейчас держит питейную лавку на улице Саль. К тому же мой сын удачно женился: невестка принесла хорошее приданое. Только представьте себе сундук, полный льняных простыней, а также салфетки с оторочкой, шесть приборов из накладного серебра…
Анжелина едва слушала Берту, погруженная в созерцание Анри. Она искала сходство с Гильемом. Ей казалось, что она узнавала изгиб бровей, форму рта…
— А вы, мадемуазель Лубе, такая хорошенькая! У вас наверняка есть суженый? — спросила Берта.
— Нет, я к этому еще не готова. Я хочу стать повитухой. Через год или два поеду учиться в Тулузу.
Эти слова произвели сильное впечатление на Берту. Хозяйка дома даже присвистнула от удивления. Отложив вязание, она встала, тяжелой походкой направилась к чугунной кухонной плите и приподняла крышку одного из котелков. По комнате сразу разлился восхитительный запах.
— Скажите, мадемуазель, не перекусите ли вы вместе со мной? Сын со снохой будут обедать в таверне, муж тоже. А мы поболтаем. Составьте мне компанию.
Анжелина обрадовалась возможности провести еще некоторое время рядом с Анри. Напустив на себя беззаботный вид, она подошла к плите.
— Я не отказываюсь, наоборот, весьма признательна вам, мадам, — ответила Анжелина нежным голосом. — Но я хочу заплатить за обед.