На несколько секунд Луиджи закрыл глаза, сокрушаясь, что судьба нанесла ему столь тяжелый удар, приговорив к неподвижности. Долорес подошла к окну и стала любоваться колокольней собора. Мягкий свет, лившийся с улицы, подчеркивал ее пышные формы. У нее была прекрасная грудь, четко обозначенная талия. Каштановые волосы плавными волнами спадали ей на спину.
Письмо! Ты отправила письмо? Это очень важно. Я в нем просил денег у друга, у моего единственного друга, живущего во Франции.
— И как он даст тебе денег? — Долорес хмыкнула.
— Я все узнал еще до этого проклятого падения. Отец Северин пришлет мне почтовый ордер[8]. Почтальон принесет тебе извещение. Я в письме подчеркнул, что платеж должен быть сделан на твое имя.
— И ты купишь мне кольцо?
— Ну конечно!
Он врал. Луиджи собирался потратить эти деньги — если, разумеется, он их получит, — совершенно иначе. Он долго не решался обратиться за помощью к старому монаху, который приютил его в аббатстве Комбелонга в начале предыдущей зимы, однако у него не было выбора.
— Luigi mio, — продолжала Долорес, — если ты подаришь мне кольцо, возможно, потом ты женишься на мне. У меня есть небольшой домик в горах. Мне хотелось бы жить в нем с тобой. Там растут апельсиновые деревья, есть сад, фонтан…
Несмотря ни на что, эти слова смутили бродячего акробата. Ему исполнилось тридцать три года, а за душой у него ничего не было. Он даже лишился своей скрипки. Ее разбила разъяренная толпа, когда жандармы арестовали его за преступление, которое он не совершал. Если Луиджи согласится принять великодушный подарок своей любовницы, ему больше не придется бродить по дорогам в поисках заработка, он обретет постоянный кров. Но спокойная жизнь вместе с Долорес, несомненно, положит конец некоторым воспоминаниям.
— Почему бы и нет? — услышал вдруг Луиджи свой голос.
Меланхоличным взглядом он обвел ставшую ему хорошо знакомой комнату, посмотрел вправо, на окно с блеклыми голубыми занавесками, на шкаф из почерневшего от времени дерева, стоявший напротив, потом влево, на комод с мраморным верхом, на котором стояли таз и кувшин с водой. Рядом висела гравюра в рамке из позолоченного гипса. На ней была изображена Мадонна с Младенцем. По обе стороны кровати стояли два небольших столика, а над изголовьем, на желтой стене, висело распятие.
— Я здесь сойду с ума! Мы могли бы уже сейчас уехать в твой домик в горах. Летом там прохладно. Мы поедем, когда я получу деньги.
Удивленная и вместе с тем обрадовавшаяся Долорес присела на край кровати. У нее было квадратное лицо, довольно большой нос, золотистый цвет лица и такие же черные, как и у ее возлюбленного, глаза.
— Мой брат Пако может отвезти нас туда в одно из воскресений. Он очень милый, мой Пако. И он кое-что дал мне для тебя.
Молодая женщина вышла из комнаты и вскоре вернулась с торжествующим видом. В руках она держала гитару. Луиджи задрожал всем телом. Охваченный лихорадочной радостью, он схватил инструмент, чтобы лучше рассмотреть его, и провел пальцами по струнам. Едва раздался первый звук, как лицо Луиджи озарила счастливая улыбка.
— ¡Muchas gracias![9] — воскликнул он. — Иди ко мне! Ты ангел! Ты богиня!
Долорес подошла, растаяв от его любезных слов. Они поцеловались, но поцелуй был слишком коротким по мнению Долорес. Она не знала, что Луиджи проговорился, что другая женщина стояла между ними.
«Ангел… Анжелина… прекрасная и жестокая! С глазами цвета барвинка или драгоценного камня, с волосами цвета заходящего солнца. Та, которую я прозвал Виолеттой, — думал он, внезапно помрачнев от горьких воспоминаний. — Зачем? Она сочла меня виновным в жутких преступлениях. Кровь на этих руках? Мои руки способны только дарить радость, удовольствие, музыку…»
Луиджи покачал головой и попытался взять аккорд. С гитарой надо было обращаться по-другому, не так, как со скрипкой. Тем не менее очень скоро он извлек из инструмента грустную мелодию, которую тут же сменила радостная.
— Спасибо, Долорес! Теперь мне будет не так скучно.
Вместо ответа Долорес встала и спустила плечики своего платья, обнажив тяжелые груди с шоколадными сосками. Ее чуть влажная кожа блестела.
— Играть ты будешь завтра! — сказала она. — Уж никак не сегодня вечером.
Луиджи отдал Долорес гитару. Поскольку нога у него болела и он не мог нагружать щиколотку, их объятия не знали разнообразия. Гордая всадница с круглыми бедрами скакала на нем, держась за спинку кровати. Без всяких задних мыслей Луиджи вкушал наслаждение, которое дарила ему Долорес. Но едва экстаз проходил, как мыслями Луиджи завладевала Анжелина Лубе и начинала его терзать. Она появлялась и во снах, гордая, с прямой спиной, высокомерная, похожая на воплощение человеческого правосудия, непримиримая. Она всегда бросала на него презрительный взгляд и отворачивалась. Проснувшись, Луиджи начинал перебирать образы, стараясь вспомнить каждую их встречу, чтобы женщина, в которую он был влюблен, не осталась в его памяти жестокой.