— Кто я? — пробормотала Эванджелина, внезапно осознав реальность случившейся с ней метаморфозы. — Кем я стала?
Персиваль Григори подошел к Эванджелине. То ли на него так повлияла музыка лиры, то ли его новый интерес к ней, но он изменился. Из высохшего сгорбленного старика он превратился во внушительного мужчину, рядом с ним Габриэлла казалась совсем маленькой. Его кожа светилась внутренним огнем, голубые глаза блестели, спина выпрямилась. Бросив трость на пол, он сказал:
— У тебя такие же крылья, как у твоей прапрабабушки. Я только слышал, как отец рассказывал о них, но они означают величайшую чистоту нашего рода. Ты стала одной из нас. Ты — Григори.
Он положил ладонь на руку Эванджелины. Его ледяные пальцы заставили ее задрожать, но это ощущение наполнило ее удовольствием и мощью, словно она всю жизнь прожила в закрытой раковине, которая вдруг открылась. Внезапно она почувствовала себя сильной и живой.
— Идем со мной, — мягко сказал Персиваль. — Идем знакомиться со Снейей. Идем домой, к твоей семье. Мы дадим тебе все, что ты хочешь, все, что ты когда-то хотела иметь, все, что пожелаешь. Ты больше ни в чем не будешь нуждаться. Ты будешь жить долго после того, как теперешний мир исчезнет. Я покажу тебе как. Я научу тебя всему, что знаю. Только мы можем дать тебе будущее.
Глядя в глаза Персиваля, Эванджелина осознала его возможности. Ей принадлежали его семья и его власть. Она могла получить все, что потеряла, — дом, родню. Габриэлла не дала бы ей ничего подобного.
Она поразилась, увидев, как изменилась бабушка. Она оказалась всего лишь слабой и ничтожной женщиной, хрупким человеческим существом со слезами на глазах.
— Ты знала, что я такая же, как они, — сказала Эванджелина.
— Мы с твоим отцом обследовали тебя еще маленькой девочкой и увидели, что легкие у тебя сформированы как у ребенка-нефилима, — ответила Габриэлла. — Но из наших исследований — и из работы, которую Анджела провела по поводу угасания нефилимов, — мы знали, что у большого процента нефилимов крылья не вырастают вообще. Генетики здесь недостаточно. Нужно много других факторов.
Габриэлла коснулась крыльев Эванджелины, словно ее притягивала их мерцающая красота. Эванджелина отпрянула с отвращением.
— Ты хотела обмануть меня, — сказала Эванджелина. — Ты думала, что я разрушу лиру. Ты знала, кем я стану.
— Я всегда боялась, что это будет Анджела — она была похожа на Персиваля как две капли воды. Но я считала, даже если случится самое плохое и она станет походить на него физически, духовно она будет выше.
— Но мама была не такой, как я, — возразила Эванджелина. — Она была человеком.
Возможно, почувствовав, какое смятение царит в мыслях Эванджелины, Габриэлла сказала:
— Да, твоя мама была человеком во всем. Она была нежной и сострадающей. Она любила твоего отца всем своим человеческим сердцем. Может быть, это было материнским заблуждением, но я полагала, что Анджела сумеет бросить вызов своему происхождению. Ее работа заставила нас поверить в то, что существа вымирают. Мы надеялись, что появится новая раса нефилимов, у которой будут преобладать человеческие черты характера. Я думала, если ее биологическое строение будет как у нефилимов, то она станет первым существом этой новой породы. Но это была не судьба Анджелы. Это твоя судьба.
Когда поезд, грохоча, остановился и двери открылись, Габриэлла притянула к себе внучку. Эванджелина едва могла разобрать слова Габриэллы.
— Беги, Эванджелина, — быстро прошептала она. — Возьми лиру и разрушь ее. Не поддавайся искушению. Только от тебя зависит, как поступить правильно. Беги, дорогая, и не оглядывайся.
Эванджелина мгновение оставалась в тепле и безопасности бабушкиных объятий. Так же она чувствовала себя когда-то в присутствии матери. Габриэлла еще раз прижала ее к себе и отпустила, слегка подтолкнув.
Станция метро «Бруклинский мост — Сити-Холл»,
Нью-Йорк
Персиваль взял Габриэллу за руки и вытащил из поезда. Она была легкой, запястья тонкие и хрупкие, как прутики. Он никогда не считал ее достойным соперником, но в Париже она была достаточно сильна, чтобы сопротивляться. Теперь же она настолько ослабела, что он запросто мог справиться с ней. Ему было почти жаль, что она не такая сильная. Он хотел, чтобы она боролась, пока он будет ее убивать.